Аромат изгнания - Ондин Хайят

Она достала из ящика стола листок бумаги и протянула мне.

– Это тебе, мамочка. Подарок на мой день рождения.

Я развернула белый листок. Она нарисовала меня маленькой девочкой в большом доме в виде солнца. Еще изобразила черные тучи и меня, большую, с маленьким солнышком над головой, в котором нарисовала себя. Над рисунком она написала большими буквами: «Я люблю тебя навсегда, мама. Да здравствует жизнь!» Я была так взволнована, что не смогла удержаться от слез. Она утешала меня, похлопывая по спине, как делала я, когда она плакала. Мы позавтракали все вместе. Жизнь казалась мне невероятно легкой в то утро.

Я собрала все осколки моего детства и создала это сокровище. Я соткала для нее горизонт счастья, чтобы ничто никогда не ранило ее.

Я осталась дома, чтобы приготовить настоящий праздничный обед. Жорж предложил отвести Амбру за покупками, она обожала бродить по восточным базарам. Она повисла у меня на шее, и я крепко обняла ее.

Она лечит меня от меня, она лечит меня от всего.

– Я тебя люблю, мамочка, – сказала она.

Я смотрела, как мое сокровище уходит, пританцовывая в чудесных белых туфельках с пряжками. Она обернулась и улыбнулась мне самой прекрасной своей улыбкой.

До скорого, мой ангел!

Я суетилась, чтобы все закончить вовремя, мне надо было приготовить все любимые блюда моей Амбры. Луна хотела мне помочь, но я не обращала на нее внимания, все мысли были заняты днем рождения любимой дочери.

Ненависть растет в саду луны, и я ничего не вижу. Я продолжаю свой бешеный бег, не замечая колючек.

Луна ушла и закрылась в своей комнате.

Она знает, что нелюбима, но ей всего одиннадцать лет. Ее сердце кровоточит уже давно, но она не находит слов.

В полдень я расставила все блюда на столе. Луна украсила квартиру. Все было готово. Прошел час, а зеница моего ока не вернулась. Глухая тревога нарастала во мне, но я постаралась ее прогнать, ведь это был день рождения, и не стоило сковывать его рамками расписаний. Я вышла на террасу, посмотреть, не задержались ли Жорж и Амбра на улице, болтая с соседями, но не увидела их. Все, что я приготовила с такой любовью, остывало на столе.

В дверь позвонили. Было в этом звонке что-то пугающее, словно сама судьба призывала к порядку. Я побежала, чтобы выбранить Жоржа, потому что он опоздал и забыл ключи. Я открыла дверь. Передо мной стоял незнакомый человек. Его лицо было помечено стигматами несчастья.

– Вы Луиза Саламе?

– Да. Что случилось?

Выражение моего лица напугало его. Он не решался сказать то, что должен был.

– В чем дело? – спросила я мертвым голосом.

– Произошла авария… Ваш муж и ваша дочь… Они погибли на месте…

Я замотала головой.

– Нет, нет, вы ошибаетесь! Мой муж скоро вернется с нашей девочкой. Сегодня ее день рождения, ей семь лет. Мы подарим ей лошадку-качалку. Деревянную лошадку, как сердечко Жиля… Вы можете их подождать. Налейте себе что-нибудь выпить. Они вернутся с минуты на минуту. Я сделала обед, все готово.

– Мадам, мне очень жаль…

Луна подошла ко мне и взяла меня за руку. Я почувствовала, как ее тепло разбилось о мою каменную ладонь.

Почему у меня отняли мою драгоценность? Почему не забрали другую?

Я превратилась в соляной столп, и еще живое воспоминание, то самое, от которого, я думала, мне наконец удалось бежать, вернулось, как удар в лицо. Два голубых глаза на пике, горящий дом, окровавленная дорога и выстрел в ночи.

Вороны победили.

Я стала другой – такой, как прежде, черпая в своей ненависти силу выжить.

Мне пришлось в последний раз увидеть ушедших.

Вы ли это, лежащие здесь, неподвижные узники льда?

На Амбре еще было ее голубое платьице, порванное и окровавленное.

Небо раскололось и упало на меня. Я хотела рухнуть, превратиться в смородиновый куст, чтобы моя кровь стала сладкой, а боль была лакомством. Я хотела бежать к другой памяти, перекрыть поток, опустошающий мою душу. Избыть пепел и горькие плоды.

Я убью тебя, Боже! Я убью тебя!

Похороны состоялись через три дня. Луна стояла рядом со мной, невидимая, даже не пытаясь больше меня утешить. Моя луна мало-помалу покрывалась кратерами. Все было слишком поздно и окончательно. Ничего никогда нельзя будет исправить. Я простилась с последней лаской пыли, и мои сухие глаза в последний раз впились в два гроба. Гробик Амбры был такой маленький… Только ангел мог в нем поместиться. Не закрывайте его совсем, ей будет страшно одной в темноте. Амбра, я слышу твое дыхание в глубине моего сна, когда мои веки забывают, что видели глаза. Я чувствую, как набухает твое сердечко в трепете моих ночей. Во мне течет ручеек памяти. Я жажду твоего смеха и твоих пронзительно голубых глаз. И твой мелодичный голос омывает берег моей души. Я поручаю ее тебе, Жиль. Позаботься о ней, прошу тебя. Я хочу, чтобы она жила на облаке рядом с вашим. Позаботьтесь о ее благости, чтобы ничто не ранило ее там, в небесах. Раскрасьте ее сны в голубой цвет, омойте ее лавандой и оставьте гореть все звезды, ведь она боится темноты. Расскажите ей сказку про разноцветную бабочку, возьмите ее на руки и скажите, что я тоже скоро приду. Утешьте Жоржа, ведь ему придется теперь жить без меня. Он пытался меня спасти, но не смог.

Саламе, приехавшие на похороны, пытались меня поддержать, несмотря на собственное горе. Они смотрели, как я брожу по квартире с каменным лицом, механически делая повседневные дела. Однажды утром Муна заставила меня сесть.

– Луиза, прошу тебя, поедемте с нами в Египет, ты и Луна. Вы не можете оставаться здесь одни.

Папа и мама познакомились здесь, в Бейруте. Быть может, они повесили на какой-нибудь кедр способ употребления жизни?

– Луиза, ты слышишь меня?

Я не могу тебя слышать, Муна. Никакие ваши слова не облегчат мою боль. Моя душа неизлечима. Она упала в пропасть, она засыпана землей. Я больше не могу дышать. Пусть меня наконец похоронят, все равно я больше ничто.

Саламе были заботливы, так заботливы, что я вздохнула с облегчением, когда они уехали в Египет и я смогла наконец предаться отчаянию. Я даже не пыталась противиться, это был напрасный труд. Высокая волна унесла меня на другой край моря. Я плыла по воле волн, наталкиваясь на все рифы, попадавшиеся на моем пути. Какая-то струна со звоном лопнула в моей душе,