Аромат изгнания - Ондин Хайят

обо всех грозах, которые я хотела забыть, и мешала моему бегству. Поэтому она исчезала, когда я входила к Амбре, как будто понимала, что не ко двору. Ей было всего пять лет, но жемчужинки грусти уже поблескивали в ее глазах. Сколько раз потом я жалела о своем невнимании…

Вся моя жизнь была сосредоточена на Амбре. Жорж, видя, что я посвящаю Амбре все свое время, попытался заговорить со мной о Луне.

– Ты недостаточно ею занимаешься. Она страдает от этого, – сказал он.

Я ничего не хотела слышать, замкнувшись в тысяче своих убежденностей.

– Луна меня не любит, Жорж. Она любит тебя.

Он без устали пытался объяснить мне, что я ошибаюсь, но я оставалась глуха к его доводам, потому что мне было невыносимо сознавать, что он прав. Я не желала этого видеть. И главное, Амбра, вернув мне немного жизни, подарила возможность снова испытывать эмоции. Слова, которые я столько раз силилась возродить под моим пером в последние годы, мало-помалу возвращались. Я написала для нее мое первое настоящее стихотворение после событий:

Амбра с глазами клена, ты смеешься с ветром. Твоя кожа в блестках тумана зажигает в небе огни. Ты пишешь свои сны на мерцающих облаках. Дик твой запах, но не ранен твой берег… Амбра с глазами клена, не попади сердцем в болота… Амбра с глазами клена, ты бесценное сокровище завтрашнего дня, бриллиант, рожденный из дегтя. Амбра с глазами клена, в тебе человечность.

Саламе навестили нас в Бейруте. Жорж нашел им квартиру рядом с нашей. Для меня было большой радостью повидаться с ними. Селена была красива как никогда. Она собиралась замуж за художника.

– Мы объедем всю Европу, Луиза! Я наконец увижу Италию и Францию! – сказала она мне.

Жизнь всегда выполняла малейшие ее желания, ее мечты сбывались без всякого труда. Она привязалась к Луне и сразу влюбилась в Амбру, которая покорила всю семью. Даже Зияд растрогался. Она махала своими крошечными ручонками, словно приветствуя всех, и всегда улыбалась.

Это была волшебная девочка. Она почти никогда не плакала и была до такой степени привязана ко мне, что я не сомневалась: это дедушка послал ее мне, чтобы исцелить мои раны. Она как будто чувствовала минуты моей слабости, даже когда находилась в своей комнате, а я – на другом конце квартиры. Она начинала плакать без причины, умолкая при виде меня. И все мои горести улетучивались. Она сделала свои первые шаги в один из таких дней, когда дождливое утро застало меня потерянной, в осаде небытия. Вдруг я увидела ее: она стояла передо мной и смотрела на меня, улыбаясь.

– Мама!

И не было больше бездн, не было больше слез. Дедушка, мама и все мои родные жили в этом ребенке. Та, кем я была когда-то, жила в этом ребенке. Все призывало меня подняться и жить сильнее прошлого, выше неба.

Нежная моя Мария,

Амбра так на тебя похожа, что я как будто вернулась в наши былые дни. Если бы ты ее увидела, твое сердце наполнилось бы любовью. И ты, наверно, сказала бы мне, что она – неопровержимое доказательство существования Бога. Она – неопровержимое доказательство жизни, этой жизни, которая столько у нас отняла, а сегодня подарила это дитя света, словно исправляя свои ошибки. Я думаю о тебе каждый день, моя маленькая Мария с нежным сердцем, и надеюсь, что ты не забываешь меня в своих молитвах.

Луиза

Каждое утро я бросалась в комнату Амбры, чтобы напиться росы, омывавшей ее сонные глазки. Я следила, чтобы в комнате всегда витал запах лаванды. Так мама постоянно была рядом с нами. Каждая секунда, проведенная с ней, была огромной радостью. Она делала мир просторнее и заставляла вновь биться мое сердце. Даже шрам в форме звезды на моей щеке больше не вызывал у меня отвращения. Когда ей было четыре года, я застала ее однажды утром сияющей от радости. Она протянула ко мне ручонки.

– Мама, мне сегодня приснилась птица, она приглашала меня в свою клетку, но я не могла войти. Тогда я подула на солнце, и оно превратилось в птицу. А клетка исчезла, и птица взяла меня с собой в небо. А потом пришла ты, и мы вместе остались в небе, и…

Каждая частица моего существа таяла, слушая ее; я всматривалась в голубые глазки цвета бесконечности. Ее тонкий голосок, похожий на Мариин, поворачивал годы вспять, когда я будила ее утром и она рассказывала мне свои сны.

Однажды я была потрясена, услышав, как Луна разговаривает с Амброй.

– Давай играть, как будто я твоя мама, я буду любить тебя и целовать. Буду делать все, чего мама не делает со мной.

– Но я же тебя люблю, Луна! – ответила Амбра.

Вечером за ужином Амбра посмотрела на меня и проговорила своим мелодичным голоском:

– Мама, почему ты не любишь Луну?

Неужели так очевидно, что я не люблю мою старшую дочь? Даже Амбра почувствовала, и это глубоко опечалило меня.

– Полно, милая, я люблю ее!

С тех пор я пыталась быть добрее к Луне, расспрашивала ее о школе и подругах. Она удивилась и обрадовалась этой перемене, но я никак не могла заинтересоваться ею всерьез, и все мои попытки сблизиться повергали ее еще глубже в смятение. Она смотрела на меня пристально, словно хотела сказать: «Не притворяйся, что ты моя мать, я ведь знаю, что ты меня не любишь». Она закрывалась в своей комнате, и я ничего не делала, чтобы ее остановить.

Иногда я была готова открыть дверь и заключить ее в объятия, но так и стояла, держась за дверную ручку, наедине со своими слабостями.

* * *

Стыд душит меня, когда я пишу эти строки, дитя мое. Что ты подумаешь обо мне, о женщине с каменным сердцем, которая не сумела стать матерью? Я хотела бежать от воспоминаний, но слова, слишком долго прятавшиеся в моем аду, рвутся наружу, и я не могу их удержать. Мне бы так хотелось пощадить тебя, рассказать другую историю… Когда я думаю о малышке Луизе, такой восприимчивой, такой чистой, создававшей свои стихи из фрагментов жизни, собранных повсюду, меня охватывает ужас. Утренняя роса превратилась в грязь, и я не могу ничего другого, кроме как свидетельствовать обо всем этом…

* * *

Я любила гулять по Бейруту с Амброй, она была внимательна ко всему и всегда делала забавные и тонкие замечания. Мы шли, держась за руки, танцевали,