Терри Пратчетт. Жизнь со сносками. Официальная биография - Роб Уилкинс

сразу. Он сказал, что у него аллергия на тех, кто делает вид, что занят, когда не занят. Его конкретные примеры: продавцы в безлюдных бутиках дорогой одежды, которые поправляют стопки безукоризненно сложенных джемперов на идеально чистых полках; рабочие на затянувшихся стройках, усердно машущие лопатами. «Вот честно, Роб, – сказал Терри, – никогда так не делай. Если поймешь, что тебе нечем заняться, пойди газету почитай или сходи в Студию и посмотри новости. Не думай, будто тебе нужно изображать занятость».

Я решил, что это правильно с его стороны. Это говорит о восхитительно просвещенном отношении к рабочему месту. И я бы с радостью согласился и избавил его от раздражения, сидя в свободное время за теликом, если бы не один пустячок: свободного времени у меня не было.

Надо оговориться: это не значит, что я всегда был занят работой. Как я уже упоминал, каждый день мы с Терри среди прочего занимались если не противоположностью работы, то явно не совсем работой – тем, что мы заносили под литеру «Д», «Дуракаваляние». Зато могу честно сказать, что за многие годы на этой должности ни разу не было секунды, когда я не был занят хоть чем-то. Закинуть ноги на стол и почитать газетку? Нет. Ни разу.

В ту первую дождливую пятницу мы вместе пошли в Часовню.

– Когда-нибудь заполнял налоговую декларацию? – спросил Терри. Я признался, что нет. Он бросил мне толстую манильскую папку с документами. – Ознакомься.

Так прошли мои первые часы – изучение тонкостей ежеквартальной декларации для налоговой службы, расходы с НДС и без НДС, стоимость продаж и стоимость закупок, – а Терри в это время сидел за столом и писал книгу – тогда он работал над «Вором времени».

И, конечно, в то утро я заваривал чай – уж в этом-то у меня опыт был1. Я все не мог избавиться от ощущения сюрреалистичности происходящего. Помню, как стоял на кухне Часовни, раскладывал по чашкам чайные пакетики, пока кипятился чайник, и думал: «Там сидит самый настоящий Терри Пратчетт. Пишет следующую книгу Терри Пратчетта», – но никак не мог до конца поверить в эту странную ситуацию.

Позже Терри внезапно встал и объявил:

– Так! Теперь отвечаем на почту.

Он взял со стола желтую картонную папку и вывалил содержимое на пол. Писем было немало, но и не слишком много. Я даже удивился. Думал, будет больше.

Тогда Терри наклонился за большой матерчатой сумкой, стоявшей на полу, – и опрокинул ее над горкой писем. Вот это уже другое дело, вот так я себе и представлял фанатскую почту Терри Пратчетта за неделю.

Тогда Терри снова наклонился и, взяв другую матерчатую сумку, еще больше первой, вывалил на пол и ее содержимое. Теперь мы смотрели на курган, доходивший мне до коленей. Терри даже бровью не повел.

А я лучше представил себе ситуацию с почтой.

У Терри тогда было кресло из тех, что якобы исправляют осанку, и он устроился на нем с чаем, пока я сидел за клавиатурой, вскрывал письма и читал вслух. Затем он диктовал ответ. И вот так следующие четыре часа мы как могли продвигались к подножию почтовой горы. Во время этого путешествия я начал разбираться в разновидностях писем, которые приходили Терри. Многие люди просто хотели поблагодарить его за книги, на что следовал стандартный ответ: «Спасибо вам за деньги». Другие хотели знать, откуда он берет идеи, – на это Терри обычно отвечал что-то вроде «на складе в Кройдоне» или «у мужика в киоске за Бейсингстоукским вокзалом». Третьи менее конкретно интересовались, как он это делает. «В чем хитрость?» – такой вопрос часто просвечивал между строк. «Они как будто хотят, чтобы я сказал, на какую кнопку нажать, – говаривал Терри, – или на какой сайт зайти, или на какие заочные курсы записаться». Почему-то казалось, что его честный ответ – то есть что в его случае потребовались многие часы собственно писательства, в том числе в нетрадиционное время дня, плюс неизбежная и необъяснимая удача, – таким людям не подойдет. И все же он отвечал как есть.

Были также родственные предыдущим письма в духе «Я написал роман – что теперь делать?» (Терри: «Найдите себе приличного агента». С непроставленным ударением на слове «приличный».) Еще одна богатая жила переписки – конкретные вопросы о персонажах: например, что случилось с Сэмом Ваймсом между «Патриотом» и «Пятым элефантом»? Чем он занимался между романами? (Терри: «Ничем. Он выдуманный персонаж».) Поступали и многочисленные просьбы прислать подписанную фотографию. «И зачем людям нужны подписанные фотографии писателей? – риторически вопрошал Терри, добавляя после короткой паузы: – Особенно моя». И еще были письма, написанные зелеными чернилами на фиолетовой бумаге, часто – с нарисованной летучей мышью или чем-нибудь в этом роде в верхнем уголке, которые мы обычно откладывали под конец работы, когда уже войдем в ритм.

Хватало и просьб об интервью для школьных журналов, школьных или студенческих проектов – как мы видели раньше, такое послание всего раз сподвигло Терри на телефонный звонок, обычно же он ссылался на загруженность и желал всего наилучшего. Иногда в толстом конверте формата А4 обнаруживались письма от целого класса из 35 человек – очевидно, последствия какого-то задания «напиши автору». В таких случаях Терри никогда не отвечал одному учителю, как поступил бы я: он отвечал каждому ученику по отдельности. И еще был особый тип родительских писем – обычно от матерей – с благодарностью за то, что Терри вдохновил их детей – обычно сыновей – читать книги. Порой родители добавляли, что его книги – единственное, что читает сын. На первый взгляд это был поразительный комплимент, свидетельство особого притяжения творчества Терри и его способности делать чтение менее пугающим. И все же для него самого этот комплимент, многократно повторяясь, начал звучать почти как оскорбление: нормальные-то книги сын не читает, как будто говорили матери, а ваши – читает. И все-таки он диктовал благодарные ответы и на эти письма2.

Я сперва недоумевал из-за его готовности тратить на это столько времени и сил. Разве ему не надо дописывать роман? Ну, да, очевидно, надо. И все-таки письма стояли высоко в списке приоритетов. Отчасти, осознал я, потому что в нем навсегда осталась частичка любителя фантастики, который написал Толкину и получил ответ – причем со следующей же почтой. Терри знал, каково это: вот так обратиться к кому-то – и быть услышанным, вознагражденным контактом. Но я пришел к выводу, что это было и своего рода заботой. Очевидно, что для литературных критиков определенного типа претензии к творчеству Терри Пратчетта – на которые имеет право каждый – часто становились поводом для нападок на его