Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга - Уилл Сторр

писала, что индустрия обеспечения многообразия, равенства и инклюзии «процветает, создавая все новые карьерные направления и должности». По данным одного из американских бюро по трудоустройству, количество объявлений по поводу соответствующих вакансий возросло с 2017 по 2018 год на 18 %, а с 2018 по 2019 год подскочило вверх еще на 25 %. Опрос среди 234 компаний, входящих в рейтинг S&P 500, показал, что за последние три года 63 % из них назначили или повысили в должности специалистов по обеспечению многообразия, равенства и инклюзии. Университеты, включая Йельский, Корнеллский и Джорджтаунский, начали предлагать соответствующие образовательные программы с выдачей дипломов. Регистрационный сбор за участие в некоторых конференциях по многообразию, равенству и инклюзии составляет 2400 долларов, а корпорация Google потратила на соответствующие программы в 2014 году 114 миллионов долларов и еще 150 миллионов – в 2015-м. Согласно оценкам, американские компании тратят на тренинги по вопросам многообразия, равенства и инклюзии восемь миллиардов долларов ежегодно. Куда же идут все эти деньги? По просочившимся в СМИ данным, с 2006 по 2020 год только один такой консультант выставил федеральным органам США, в том числе Министерству юстиции и Генеральной прокуратуре, счет более чем на пять миллионов долларов за свои тренинги, в 2011 году тот же консультант получил от NASA полмиллиона долларов за семинары по «вопросам власти и привилегий в связи с сексуальной идентичностью».

Благотворительная организация Time’s Up, созданная в результате деятельности движения #MeToo, собрала за первый год существования 3,6 миллиона долларов и потратила 1,4 миллиона на зарплаты персонала – в том числе 342 тысячи долларов на генерального директора, 295 тысяч долларов на директора по маркетингу и 255 тысяч долларов на финансового директора, – и только 312 тысяч долларов было перечислено в фонд помощи жертвам сексуального насилия. Все это позволяет предположить, что новые левые стали влиятельным массовым движением, раздающим призы в виде высокого статуса и его символов, включая благосостояние, для тех, кто играет достаточно хорошо. Тысячи возможностей заработка зависят теперь от активной веры в доктрины новых левых, несметное количество игроков зарабатывают себе высокий статус, участвуя в играх журналистики, книгоиздательства, политики и соцсетей. Эта игра крайне успешна, поскольку усвоила трюк, впервые использованный адептами монотеистических религий. Христиане придумали ад, создав тем самым тревогу по поводу спасения, а затем представили свою игру как единственный способ избежать вечных мучений. Аналогичным образом новые левые активисты угрожают всем адом, полностью переписав условия, на которых могут предъявляться обвинения в нетерпимости, снизив планку таким образом, что один только белый цвет кожи или мужской пол становятся признаками вины. Привнеся эсхатологическое напряжение, новые левые затем представляют присоединение к ним как единственную возможность получить индульгенцию. Угрозы ада можно избежать только с помощью хорошо заметной, фанатичной и очень правильной игры.

Напряженные игры добродетели навевают враждебные иллюзии. Эти игры происходят внутри воображаемых территорий, продуваемых ветрами токсичной морали. Их игроки мнят себя героями, сражающимися с гротескными силами несправедливости. Эти комиксы по мотивам реальности опасны потому, что низводят врагов до одномерных образов карикатурных злодеев. В то время как воспитательная риторика новых левых рисует врагов из белых (особенно белых мужчин), новые правые демонизируют этнические меньшинства, которым, по их мнению, образованной элитой несправедливо присвоен высокий статус. Доцент факультета политологии и государственного управления Университета Джорджа Мейсона Джастин Джест обнаружил такие настроения в двух районах проживания белых представителей рабочего класса, Янгстауне в Огайо и Дагенхэме в восточной части Лондона. В обоих районах белые представители рабочего класса чувствовали численное превосходство представителей «меньшинств» и считали себя исключенными из политического процесса жертвами расовых предрассудков. «Многие белые представители рабочего класса воспринимают борьбу за равноправие как потерю личного статуса – как кампанию по унижению белых, а не по возвышению остальных».

За последние сто лет Янгстаун лишился самопровозглашенного положения «металлургической столицы мира» и опустился до положения региона со средним доходом населения всего 14 996 долларов в год. «Это настоящий американский кошмар, – сказал Джесту один из опрашиваемых. – Если вы спросите меня, здесь шансов нет ни у кого». Типичными ответами на обращенный к белым представителям рабочего класса вопрос Джеста, кто заботится об их правах, были «никто», «ты да я» и – чаще всего – «я забочусь о себе сам». В ответах часто звучала расовая ненависть, которая во многих случаях сопровождалась историями о том, что о правах афроамериканцев пекутся несопоставимо больше. Мать двоих детей сказала Джесту: «Все ведут себя так, будто белые хорошо устроились. Если ты белый, то, стало быть, богат. Мы работаем на двух работах и стараемся изо всех сил, чтобы выучить детей в школе. Но раз ты белый, ты можешь себе это позволить. Тебе не нужна помощь. Никаких займов для меньшинств, никаких субсидий от правительства». Женщина показала на соседний дом и продолжила: «В этом доме живут бандиты <…> Они держат в страхе весь район. Из-за них мы живем тут как в аду <…> Попробуй только тронуть черного ребенка, заговорить с ним или пригрозить ему. Зато они могут сделать с белым ребенком все что захотят». Другие опрашиваемые жаловались иносказательно на людей, которые «разъезжают в новых машинах, а я не могу позволить себе даже велосипед. Правительство оплачивает за них аренду и коммунальные услуги, они тратят бабки на золотые цепи и „Кадиллаки“, а я едва могу себе позволить дешевый „Шевроле“».

В Дагенхэме прибегают к иносказаниям другого рода. Когда-то здесь жили в основном белые, а сегодня население более чем наполовину состоит из африканцев, выходцев из стран Карибского бассейна, Южной Азии и Восточной Европы. Рабочие места жителям прежде в основном предоставлял завод Ford, но он закрылся в 2002 году. Джест посетил дом пятидесятидевятилетней Нэнси Пембертон с садом, украшенным пятью флагами Соединенного Королевства, один из которых развевался на шесте высотой три с половиной метра, а другой был высажен из цветов на клумбе. «Когда-то мы были сообществом, – рассказала Джесту Нэнси. – И состояло оно в основном из англичан. Была одна девочка из Азии. И один черный мальчик. Его мама была большой жирной лесбиянкой, которая вела не самый спокойный образ жизни. Но мы всегда ладили, и англичан было все же большинство». Пембертон считает, что Евросоюз лоббирует иммиграцию в Англию. «Нет лучше места для получения льгот. А нам хватает и собственных дармоедов, слишком ленивых, чтобы поднять свой зад. Я сошла как-то вечером с поезда в Баркинге, а кругом были десятки румынских женщин с детьми, и ясно было, что они ищут, чего бы стащить. Поганые людишки эти румыны. Выходишь на улицу – а там столько