Запретная любовь - Халит Зия Ушаклыгиль

казалось, что из этого леса исходило странное дыхание спавших во мраке фей, которые махали невидимыми крыльями и вызывали неясный гул. Шум жизни острова вдали был похож на величественный водопад, с гулом катившийся в пропасть, будто разверзшуюся во мраке леса и уносивший всё неудержимым потоком. Они были на краю леса, но Нихаль уже остерегалась идти дальше. От страха, что высокий вал, глубоко дышавший тьмой, готов обрушиться, наверху дрожал сосновый бор, казалось бушевавший под зелёным дождём. Чуть ближе приятно улыбались островки зелёно-синего цвета, которые лунный свет окрашивал в цвет зелёной мечты.

Они были на одном из них.

— Хотите, присядем здесь? — сказала Нихаль; — но всего на минутку, пока не пройдёт страх. Если мы сейчас вернёмся, знаете, что я думаю? Весь лес, сосны, которые протягивают длинные руки позади нас, придут в движение, побегут, схватят нас, потом…

Говоря это, Нихаль с дрожью куталась в накидку на плечах. Она мило присела; Бехлюль смотрел на неё стоя. Они секунду смотрели друг на друга в зелёном свете. Пока взгляд Бехлюля был прикован к Нихаль, она чувствовала, что её шатает, как будто что-то повалит её, лишит чувств, а может быть убьёт за минуту. Вдруг она захотела крикнуть от иного, неивестного, проснувшегося в ней страха:

— Держите меня, уведите меня отсюда! В бричку, домой; да, да, домой, домой!

В эту минуту ей захотелось оказаться дома, в своей комнате, в белой постели. Теперь она боялась не только леса с чёрными, страшными призраками, находившегося позади, но и мужчину рядом, смотревшего на неё. Эта ночь была похожа на плохой сон. Чтобы забыть страх, она крикнула Бехлюлю первое, что пришло в голову:

— Признайтесь, приехать сюда ночью — довольно странная идея…

Казалось, Бехлюль не слышал. Он рассеянным взглядом смотрел на Нихаль; потом вдруг сел у её ног и сказал грустным голосом:

— Нихаль! Ты немного любишь меня?

Нихаль тихо и прерывисто засмеялась:

— Ах! Вот! Кажется, мы приехали, чтобы сказать это. Однако это такая простая вещь, что не нужно было ехать сюда, чтобы сказать.

Казалось, Нихаль не хотела, чтобы начавшийся так разговор перестал быть шутливым; она говорила с неестественной улыбкой. Бехлюль, наоборот, ответил очень искренне, даже немного обиженно:

— Уверяю тебя, Нихаль, что сегодня ночью, в эту минуту, твоя малейшая шутка на эту тему может оставить у меня рану на всю жизнь. Ты, да, ты тоже не склонна шутить. Ты хочешь улыбаться через силу, чтобы не отвечать мне… Ох! Не отрицай! Это очевидно. В таком случае почему не сказать? Да, Нихаль, почему? Конечно, ты немного, не очень сильно, но в достаточной для меня степени, любишь меня. Так просто об этом сказать…

Нихаль, улыбаясь, хотела ответить:

— Ошибаетесь; наоборот, я очень Вас люблю. Особенно, когда наши ссоры закончились! Разве теперь мы с Вами не брат и сестра, то есть больше, чем просто друзья?

Бехлюль посмотрел с горькой улыбкой, глубой укор которой сразу стёр шутливость и Нихаль сказала:

— Бехлюль Бей! Можете сказать? Почему Вы хотите жениться на мне? Признайтесь, это была просто шутка. Вы всё могли себе представить; но не могли представить возможность этого, этой шутки, женитьбы на маленькой Нихаль, на девочке, похожей на картинку с японского веера. Так случилось, что перед Вами оказались женщина в инвалидной коляске, пытающаяся развлечься в свободное время, и отец, желающий спокойной жизни с молодой женой. У них в руках была девочка, обречённая быть выданной за первого претендента. Вы были ближе всего, поэтому о Вас подумали прежде всего. Вы разочаровались, устали от жизни и искали небольшого изменения. Вы протянули руку, когда перед Вами оказалась эта шутка. «Хорошая игрушка! — сказали Вы себе; отличный способ некоторое время поразвлечься! Если сломается или испортится, ничего не стоит выбросить…

Нихаль снова с лёгкой улыбкой посмотрела на Бехлюля, а затем мягко добавила с видом ребёнка, бросившего сломанную игрушку:

— Мне кажется, что игрушку пора выбросить.

Бехлюль тихо слушал. Когда Нихаль, говорившая тихо и спокойно, закончила, он неторопливо ответил:

— Важно, что я не хочу её выбрасывать, понимаешь? Да, маленькая Нихаль, да, девочка, похожая на японскую картинку, раз ты так говоришь, пусть так и будет. Ты — игрушка, которая случайно появилась в моей жизни после того, как я пресытился тем, что делал и чем развлекался; но не та, которую можно сломать и выбросить! Драгоценная игрушка, которая всегда, слышишь, всегда будет храниться среди самых мягких и нежных цветов как единственная связь с жизнью! О, если бы ты знала, Нихаль, как я удивляюсь, когда говорю это тебе! Это другой, изменившийся Бехлюль! Потому что ты полностью изменила меня; да, да, полностью… Что-то передалось мне от твоей несерьёзности, от твоей чистоты; как будто из жизни вдруг вырвали несколько лет, заполненных пустыми стремлениями. Я вышел навстречу тебе помолодевшим и, почему не признаться, очищенным. Если ты протянешь мне свою маленькую руку, я буду спасён. Мужчина, которому больше не нужно будет гнаться за другими целями и который будет жить здесь, в счастливом доме, после того, как добьётся счастья… Признайся, Нихаль, тебе нужна такая рука, рука защитника и спутника…

Нихаль опустила глаза и слушала с лёгким сердцебиением, сжимая рукой край накидки. Бехлюль продолжал:

— Да, Нихаль, она нужна тебе! О! Как будто я не чувствую твоего горя, тайно плачущего отчаяния? Сейчас ты оказалась вдали ото всех; ты одинока среди близких, тебе так нужно быть любимой…

Бехлюль вдруг замолчал, наклонился ближе, ему захотелось увидеть глаза Нихаль:

— Ты плачешь, Нихаль? Да, да, ты плачешь. Но почему? Ведь рядом есть сердце, которое тебя любит и всегда будет любить. Если ты тоже немного, да, немного любишь… Ты любишь, верно, Нихаль? Но немного, смотри, теперь ты улыбаешься… Мы с тобой укрылись бы в нашей любви, не обращая внимания на окружающих, не придавая ничему значения, занятые лишь друг другом. Пусть нас убаюкает светлый лес, луна над головой, ласкающая своим светом и зелёный дом счастья повторяющися звёздными снами…

Нихаль больше не плакала. Пока ещё влажными от слёз глазами она смотрела на мужчину, обещавшего ей звёздные сны. В ту минуту в печальной душе ребёнка пробудилась потребность в любви, которая вызывала желание часами слушать эту счастливую мелодию. Она думала о двух годах разочарования и мучений; потом в странном видении увидела неясную тень, похожую на лицо матери.

Быть любимой! Быть любимой! В её больной душе был только этот крик. Теперь был тот, кто любил её. Это повторялось у её ног и взамен