Запретная любовь - Халит Зия Ушаклыгиль

тоже любила Бехлюля; она даже понимала, что всегда любила его. Счастье для неё было возможно только в этом браке. Как она была счастлива до сегодняшнего утра! Она подумала о письме мадемуазель Де Куртон, где написала: «Маленькая Нихаль так счастлива, так счастлива!» Спустя полчаса маленькая Нихаль стала так несчастна, так несчастна…

Ох! Лживое письмо! Странным образом это письмо было сейчас в кармане Бехлюля и тайком посмеивалось над лживой новостью о счастье. Скоро рука Бехлюля бросит его в почтовый ящик.

Неизвестно, что случится здесь с Нихаль, когда через несколько дней это лживое письмо обманет того, кто думал о ней вдали?

Значит, этому браку не суждено состояться? Она повторила про себя те две строчки. «Она во всём призналась. Эта идея невозможна. Непременно будьте здесь сегодня вечером!»

Внезапно её сердце дрогнуло в надежде. Может это была ерунда! Может речь шла о том, что никак её не касалось, о какой-то другой идее. Затем, вопреки надежде, она услышала в сердце издевательский смех и почувствовала, будто её грудь пронзила железная рука и вырвала лёгкие. За секунду, в проблеске озарения, возникшего из-за внезапного столкновения неведомых шальных мыслей, она увидела страшную правду, скрытую в этих двух строках. Эта было лишь секундное озарение. До этого она не видела ничего, кроме коварного лица женщины, которая пыталась сделать её несчастной. Теперь за этим лицом она увидела страшное лицо отвратительной, уродливой правды.

Вот, значит, как было!

Она открыла глаза и посмотрела на Шайесте. Может быть, та всё знала. Не только она, все, все знали, но скрывали от неё. Был ещё один несчастный, которого обманули вместе с ней, чтобы сделать её ещё несчастнее и убить более действенным оружием: её отец! Бедный мужчина! Она вдруг нашла странное утешение в том, что стала несчастна вместе с ним, в результате того же смертельного удара. Этот удар убил бы её, но она бы отомстила отцу… Это наполняло её сердце таким диким наслаждением, что она благославила удар, который убьёт её, но отомстит отцу.

Наконец она бы победила; умерла, отдала жизнь, но её бы, наконец, поняли… Она, улыбаясь, побежала бы к отцу и показала записку:

— Вот! — сказала бы она. — Видите? Бехлюль не сможет стать мужем Вашей дочери, потому что он — любовник женщины, пришедшей на место моей матери. Это в некоторой степени убьёт Вашу маленькую Нихаль, но что с того? Раз Вы стали обладатателем самой изысканной женщины Стамбула…

Она скажет это с улыбкой, потом упадёт к ногам отца и умрёт, счастливая и смеющаяся. Да, именно ради этого она хотела сбежать с острова и вернуться домой. Ей следовало умереть, чтобы сполна отомстить отцу. Она с лёгкостью поднялась на ноги, найдя утешение в этой мысли. Затем посмотрела в окно, чтобы больше не думать. Пароход неспешно принимал на борт пассажиров с острова Хейбели. Она долго смотрела на них. Когда пароход отчалил, она продолжала смотреть на волны, бегущие у неё перед глазами. Утром было ясно, а теперь стало пасмурно и собирался дождь. Она посмотрела на погоду с равнодушием, свойственным тем, кто ни о чём не думает, долго следила за сгущавшейся мглой, предвещавшей дождь, потом повернуоась к Шайесте и сказала:

— Наверное мы попадём под дождь; жаль новый чаршаф!

Ей было жаль чаршаф из тёмно-зелёной ткани в незаметную зелёную крапинку, который они с Бихтер сшили на весну. Потом она вдруг сказала себе: «Раз уж я умру!» Значит маленькая Нихаль теперь действительно умрёт. Тёмно-зелёный чаршаф отдадут девочке-сироте. Потом она вспомнила одно за другим с любовью сшитые платья, чаршафы и всевозможные мелочи, заполнявшие ящики её комода. Теперь это были бесполезные вещи, которые выбросят или отдадут сиротам. Хотя в них были скрыты желания её сердца и между ними была тесная связь.

Нужно было забыть их и то, что было задумано. Вдруг перед её взором открылась большая, обтянутая бархатом коробка, которая смотрела на неё с яркой улыбкой в зелёных глазах. Она откажется и от этого комплекта украшений с изумрудами; ведь теперь она не станет невестой.

Вот, значит, как было!

Этот вопрос опять появился у неё в голове, она сидела и думала с закрытыми глазами, слегка покачиваясь на волнах. В её памяти всплывали мелкие детали. Она вспомнила слова Шайесте и Несрин, которые были не понятны в то время, а теперь обрели смысл, затем увидела, как Шакире Ханым сказала «Ну и?», указав краем глаза на кого-то отсутствующего, когда говорили о её планировавшемся браке. Вдруг она вспомнила о носовом платке. Мокрый носовой платок, который был в руке у Бехлюля в его комнате… Тогда этот платок ничего не значил, но всё равно заинтересовал её. Не думая ни о чём, она лишь беспокоилась, что платок Бихтер оказался в руке Бехлюля, а потом забыла об этом. Почему сейчас, через несколько месяцев, в эти мучительные часы она вспомнила то мгновение и эти мысли?

Значит, Ьихтер всё время ходила в комнату Бехлюля. Тогда зачем её, ни о чём не знающего ребёнка, обманули? Значит, Бехлюль её не полюбил и не любил; он лгал у её ног вчера вечером.

Она ощутила, как когти вырвали лёгкие у неё из груди, выпрямилась, открыла глаза и скорчилась, чтобы подавить крик, рвавшийся из ноющей раны в душе. Рядом с ней дремала Шайесте.

Ох! Рядом с ней всегда спали. Но теперь она разбудит их, особенно отца, да, встряхнёт его и скажет:

— Просыпайтесь, Вы убили свою дочь.

Она не могла плакать, в горле был комок, который хотел удушить её. Она прижимала руки к груди, сухими глазами глядя на дремавшую Шайесте, и спрашивала себя в смятении, среди беспорядочных мыслей, заполнявших голову, изредка вздрагивая:

Вот, значит, как было!

***

Она свободно вздохнула, оказавшись на пароходе по Босфору. Они, наконец, прибывали. Она то и дело поворачивала голову и смотрела в окно. Рядом находились говорливые дамы, мешавшие ей думать. Одна дама, севшая в Бешикташе, через минуту после знакомства с двумя женщинами, севшими на мосту вместе с Нихаль, рассказывала о трагедии девочки, умершей от чахотки, и плакала. Глядя в окно на большую чёрную тучу, висевшую над Бейлербейи и готовую пролиться, Нихаль говорила себе: «Как хорошо умереть, умереть от чахотки, когда ты молода, ещё ребёнок!» — и видела отца плачущим.

Потом она увидела дворец Кючюксу, долго смотрела на устье реки Гёксу в поисках чего-то и вспоминала устроенный там пикник. В тот день утром она вышла из себя. Бедная мадемуазель