Тит Антонин Пий. Тени в Риме - Михаил Никитич Ишков

и в пути его сразил ослепительный свет, сошедший с небес. Три дня он провел в слепоте, а когда прозрел, обратился к Господу нашему Иисусу Христу и уверовал. Ему хватило смелости порвать с прошлым и отправиться в путешествие по миру.

Так и бродил, пытаясь донести до эллина, иудея, римлянина, фракийца германца слово Божье.

Так он стал Павлом.

Значит, можно уйти? Как считаешь? Можно смириться с опалой…

Вот и мне бы уйти…

* * *

И месяца не прошло, как Эвтерм взбудоражил Рим безумным поступком.

Однажды, ни с того ни с сего, он отправился на гладиаторские игры, куда вовек не ходил.

Там просмотрел три боя, закончившиеся вничью – кровью даже песок не очень запачкали. Затем на арену вышли двое – самнит и парфянин. Это были достойные противники. Когда самнит сбил парфянина с ног и нанес ему предупреждающий удар в плечо, он как победитель вскинул меч.

Ждал недолго.

По рядам с нарастающей силой понеслось: «До-бей е-го! До-бей е-го!!»

Зрители исступленно тыкали большими пальцами в землю.

Вдруг громогласный хор стих.

Публику насмешил какой-то старикашка, перелезший через ограду и поспешивший к победителю. Немногие узнали в нем прокуратора Лонгов Эвтерма.

Добравшись до бойцов, старик, обращаясь к зрителям, закричал:

– Люди, будьте милосердны! Ведь вы же люди!!

Публика замерла, потом с нарастающей силой по рядам вразнобой понеслось: «До-бей е-го! До-бей е-го».

Все громче и громче.

Потом голоса зрителей слились в единый хор:

– О-бо-их! О-бо-их!

* * *

После похорон Эвтерма Бебий неделю ходил сам не свой, потом признался Матидии, которая была на сносях:

– Решил креститься. Пойдешь со мной?

Женщина, ошеломленная и растерянная, отрицательно покачала головой.

– Мы же станем изгоями, а у нас хозяйство? Власть не потерпит измены родным пенатам. Вмиг налетят негодяи, все отберут.

– Отпустишь?

Матидия зарыдала и выбежала из комнаты.

Уже ночью Бебий признался:

– В Египте восстание. Меня отправляют усмирять восставших. Я откажусь…

Матидия повернула голову в сторону мужа.

Тот объяснил:

– Не-ет, в обязанности мне вменяется «просвещать заблудших», «внушать уважение к добродетельной силе», «принуждать завтра стать лучше, чем сегодня».

Он усмехнулся:

– «Принуждать» восставших к «добродетелям», сажая их на кол, это очень логичная формулировка, не находишь? Особенно в этом случае…

– Подумай о маленьком, – попросила Матидия. – У нас будет маленький.

– Подумал… Император предупредил – пока супруга не родит, могу оставаться в Риме. Буду сидеть здесь, в юдоли печали. Как Эвтерм.

Матидия зарыдала.

– Ты – господин. Тебе решать.

* * *

Случилось все буднично.

Бебий дождался рождения ребенка, на ступенях храма взял его на руки, что означало официальное признание младенца гражданином Рима, и назвал Бебием – так настояла Матидия.

На следующий день от должности префекта Египта отказался.

– Душа не позволяет, Марк. Оказывается, у меня есть душа. Знай, я крестился, а отщепенец не может быть римским магистратом. – Потом признался: – Хочу уйти, куда глаза глядят.

Марк ответил не сразу, потом сурово предупредил:

– Выбрось эти глупости из головы, иначе я не посмотрю, что мы были друзья.

Когда Марк поведал эту историю императору, тот распорядился:

– Пусть живет как хочет.

Наследник растерялся, принялся объяснять – мол, «негоже римскому патрицию пренебрегать долгом. Если все начнут жить по собственному разумению… Значит, и мне можно?»

– Тебе нельзя!

Император сделал паузу, потом объяснил:

– Всех не остановишь, да и немногие уйдут.

– Но если… Государство рухнет!

– Уймись, Марк! Не тебе и не мне судить Лонга, так что не тревожь его досужими распоряжениями и угрозами. Я бы тоже ушел, но не могу. Долг удерживает. И тебя удерживает. Ты еще молод, горяч и уперся в истину, что именно ты избран хранить и управлять государством. Конечно, мы обречены на исполнение долга, и это великая честь, но не теряй голову и задумайся о том, что существует долг и повыше, поважнее этой прокаженной суеты. Именно его исполнил Бебий. Ему и так придется несладко, рано или поздно он может лишиться головы, но только не по моему приказу. Это его выбор, а к выбору человека следует относиться с уважением, чего и требует от нас доброжелательная сила.

Он неожиданно и прерывисто вздохнул, вытер выступивший на лбу пот и подвел итог:

– Когда все приучатся с уважением относиться друг к другу, когда все сердцем уяснят, что все важно: и мысли, и душа, и тело, и радости, и горе, и надежды; когда возобладает мечта о согласии, тогда и наступит золотой век – и никак иначе.

Не слушай пустоголовых.

Их не счесть!

Ты командуй, распоряжайся, расследуй, суди, – у тебя это хорошо получается, но не забывай, о чем я предупредил. И жить тебе тогда станет трудно и весело, и смешно, и приятно чуть-чуть.

Дерзай, Марк!..

Postscriptum

Золотые годы правления Антонина Пия, а их потомки насчитали более двух десятков лет (а с годами Адриана около полувека), странным образом распространились и на соседние государства. Особенно на восток, где Риму много раз приходилось сталкиваться с буйными парфянами, сгорающими между двух огней армянами, а также царями Иберии и Колхиды.

В правление Антонина Пия иберийский (древнегрузинский) царь Фарасман II посетил вместе с женой Рим, где был принят с почётом. Император подарил ему некоторые земли в окрестностях Кавказа. В Лазике по велению Пия правителем был назначен Пакор. Царь был дан и колхам, живущим по берегам Черного моря. Своим авторитетом Антонин заставил отступить от восточных границ империи Осроенского царя Абгара.

Парфянский царь Вологез III, подготавливавший войну против Рима, начал её только при его преемниках – Марке Аврелии и Луции Вере.

На северо-западе дунайские племена квадов с согласия Антонина Пия получили нового царя, что было отмечено монетами с надписью «REX QUADIS DATUS»[45].

Греческий философ II века Элий Аристид так охарактеризовал Рим эпохи Антонина:

«Лучше всех ты доказал расхожее мнение, что земля – мать и общая отчизна всех людей. Ныне действительно и грек, и варвар легко может странствовать как со своим добром, так и без него, куда пожелает, как если бы он просто переходил из одного отечества в другое. И его не пугают ни Киликийские ворота, ни узкие песчаные дороги сквозь Аравию к Египту, ни неприступные горы, ни бескрайние реки, ни дикие племена. Ибо для безопасности ему достаточно быть римлянином, а точнее, одним из тех, кто живёт под твоей властью».

* * *

Катилий Север так и не сумел отыскать Сацердату, после чего его незамедлительно отправили в отставку.

Удалось только разузнать, будто