Тайна Семи Циферблатов - Агата Кристи

– Семь вместо восьми, – хмурясь, повторилДжимми. – Интересно почему?

– Эгоцентричность – вот так я бы это назвал, – сформулироваллорд Катерхэм.

Он говорил мягким, спокойным голосом и, казалось, былдоволен найденным определением.

– Да, абсолютная эгоцентричность. Я часто нахожу этихсамостоятельных людей эгоцентричными. Очень возможно, что именно поэтому имудается сколотить такие большие состояния.

Он оглядел мрачным взором свои родовые владения, которыетолько сегодня были возвращены ему.

Его дочь, леди Эйлин Брент, известная среди своих друзей и всвете просто как Бандл, рассмеялась.

– Ты наверняка никогда не сколотишь большогосостояния, – сухо заметила она, – хотя твоя мысль поселить здесьстарого Кута была вовсе не дурна. Каков он? Презентабелен?

– Один из этих великих людей, – ответил лордКатерхэм, слегка передернув плечами. – С красным квадратным лицом исеро-стальными волосами. Властный, представь себе. Что называется, сильнаяличность. Человек, в которого превратился паровой каток.

– Слегка утомляющий? – сочувствующе предположилаБандл.

– Ужасно утомляющий! Полный самых нудных добродетелей,таких, как умеренность и пунктуальность. Я не знаю, кто хуже: властная личностьили ревностный политик. Я лично предпочитаю веселых бездельников.

– Веселый бездельник вряд ли был бы в состоянии платитьту цену, которую ты запросил за этот древний мавзолей, – напомнила емуБандл.

Лорд Катерхэм поморщился:

– Я бы не хотел, чтобы ты употребляла это слово, Бандл.И вообще мы отклонились от темы.

– Не понимаю, почему ты так чертовски близко принимаешьэто к сердцу! – сказала Бандл. – Все равно ведь людям надо где-тоумирать.

– Им не надо умирать в моем доме, – заявил лордКатерхэм.

– Не понимаю, почему нет? Куча людей умерла здесь.Дюжина строгих прадедушек и прабабушек.

– Это другое дело, – возразил лордКатерхэм. – Естественно, Бренты должны умирать здесь, они не в счет. Но якатегорически против посторонних. И особенно против расследований. Это скоростанет здесь нормой. Уже во второй раз. Помнишь, сколько шума было здесь четырегода назад? В чем, кстати, я целиком и полностью обвиняю Джорджа Ломакса.

– А теперь ты обвиняешь бедный старый паровой каток пофамилии Кут. Уверена, ему все это было так же неприятно, как и всем остальным.

– Очень эгоцентрично, – упрямо повторил лордКатерхэм. – И людям, которые имеют склонность так поступать, не следуетпросить о сдаче дома. Можешь говорить что хочешь, Бандл, но я не люблюрасследований. Не любил и не буду.

– Но это ведь не то же самое, что было в прошлыйраз, – успокоила его Бандл. – Я имею в виду, это ведь не убийство!

– А какой шум поднял здесь этот тупоголовыйсуперинтендант – хуже, чем после убийства! Он еще не пришел в себя от того делачетырехлетней давности. Он уверен, что каждая смерть, случившаяся в этомдоме, – это громкое политическое убийство. Ты не представляешь, какойпереполох он тут устроил! Мне об этом рассказывал Тредуэлл. Проверял всемыслимое на отпечатки пальцев. И разумеется, нашли только принадлежащиепокойнику! Яснее дела не бывает – а самоубийство это было или несчастныйслучай, уже другой вопрос.

– Я видела как-то Джерри Уэйда, – вспоминалаБандл. – Он был другом Билла. Он бы понравился тебе, папа. Веселыйбездельник, каких мало.

– Мне не нравится никто, кто приходит в мой дом иумирает в нем, только чтобы позлить меня, – упрямо сказал лорд Катерхэм.

– И я совершенно не могу представить себе никого, ктобы хотел убить его, – продолжала Бандл. – Сама мысль об этомабсурдна.

– Конечно, – согласился лорд Катерхэм. – Длявсех, кроме такого осла, как суперинтендант Реглэн.

– Уверена, ища отпечатки пальцев, он чувствовал себяневероятно важным, – успокоила его Бандл. – А эту историю они отнесутк смерти в результате несчастного случая, да?

Лорд Катерхэм кивнул:

– Им придется быть предупредительными к его сестре.

– У него была сестра? Я не знала.

– Единокровная, мне кажется. Она была намного моложеего. Старый Уэйд сбежал с ее матерью, он постоянно этим занимался. Женщиныпривлекали его, только если принадлежали другим мужчинам.

– Я рада, что хоть этой дурной привычки нет утебя, – сказала Бандл.

– Я всегда вел очень порядочную, богобоязненнуюжизнь, – ответил лорд Катерхэм. – Удивительно, почему меня не могутоставить в покое, учитывая, как мало вреда я приношу окружающим. Если только…

Он замолчал, так как Бандл внезапно выглянула в окно.

– Макдональд! – позвала Бандл ясным властнымголосом.

Император приблизился. Некое неопределенное выражение,которое можно было бы принять за доброжелательную улыбку, забрезжило на еголице, но тут же было рассеяно природной мрачностью садовника.

– Ваша светлость? – произнес Макдональд.

– Как ваше здоровье? – спросила Бандл.

– А, не очень, – ответил Макдональд.

– Я хотела поговорить с вами о лужайке для игры вгольф. Она невероятно заросла. Пошлите кого-нибудь на нее, хорошо?

Макдональд в сомнении покачал головой:

– Для этого придется снять Уильяма с нижнего уровня,миледи.

– К чертям нижний уровень! – ответилаБандл. – Пусть начинает сейчас же. И, Макдональд…

– Да, миледи?

– Соберите виноград на дальнем участке. Я знаю, сейчаснеподходящее время для этого, потому что оно у вас всегда неподходящее, но ятем не менее хочу. Понятно?

Бандл отошла от окна библиотеки.

– Извини, папа, – сказала она, – я хотелапоймать Макдональда. Ты что-то говорил?

– Представь, да, – ответил лорд Катерхэм. –Но это не важно. Что ты сказала Макдональду?

– Попыталась вылечить его от мысли, что он ГосподьВсемогущий. Но это нереальная затея. Боюсь, Куты были невежливы с ним.Макдональду наплевать на гудки даже самого большого в мире паровоза. А чтособой представляет леди Кут?

Лорд Катерхэм задумался над ответом.