Жестокая одержимость - С. Массери

неопознанную энергию. И по ее вибрации я понимаю, что это он.

Он садится лицом ко мне и упирается коленями в мое бедро, но я по-прежнему игнорирую его.

– Вайолет.

Нет, этого не будет.

Но Грейсон хватает меня за подбородок и заставляет повернуть голову в его сторону. Я ахаю оттого, что наши лица оказываются так близко друг к другу, и, взглянув в его глаза, замечаю, что они пылают огнем. Его взгляд опускается на мои губы, а затем еще ниже, на горло и вздымающуюся грудь. Грейсон ухмыляется, когда наши глаза снова встречаются.

Его внешний вид изменился до неузнаваемости: щеки покрылись щетиной, исчез весь внешний лоск. К тому же он, что совершенно на него не похоже, не приказывает моей подруге убираться с его глаз. На самом деле он вообще ничего не делает, только смотрит на меня. Неужели он думает, что я ему что-то должна?

Нет.

Возможно, я испытываю благодарность, но не более того.

Внезапно Грейсон ногтями впивается в мою щеку и проводит большим пальцем по нижней губе.

Столько злости.

Его жизнь складывается просто замечательно. Он снова на вершине своей карьеры, о чем я узнала благодаря Аманде, которая поделилась впечатлениями о наиболее запоминающихся моментах недавних матчей. На них Грейсон демонстрировал выдающуюся игру и полную отдачу на льду. Его личность и достижения неоднократно становились главной темой для местных изданий, а также были отмечены в статье «Нью-Йорк таймс». В этой же публикации была размещена фотография, на которой Грейсон запечатлен вместе с улыбающимся отцом, посетившим одну из игр.

– Ты не оставляешь мне выбора, – бормочет Грейсон, и я удивленно поднимаю брови, собираюсь возразить, но он лишь крепче сжимает мой подбородок, надавливая большим пальцем на губу.

– Не надо оправдываться. Сейчас ты встанешь и пойдешь со мной. Ты сядешь за наш столик так, чтобы выражение твоего лица не выглядело таким потрясенным.

– Но я действительно потрясена, – пытаюсь выговорить я. – И не хочу иметь с тобой ничего общего.

Грейсон смеется, и когда я слышу этот низкий горловой звук, то понимаю, что это был слишком долгий месяц.

– Знаешь что? Вайолет. – Он наклоняется еще ниже. – Я, черт возьми, тебе не верю.

И я молчу в ответ на эти слова, потому что мне нечего сказать.

Я и сама себе верю с большим трудом.

– Полагаю, на тебя действуют только угрозы, – говорит он, и выражение его лица становится задумчивым. – Ладно, как насчет такого: либо ты пойдешь со мной, либо я разложу тебя прямо на этом столе и заставлю кончить. Тогда, черт возьми, никто не будет сомневаться в том, что ты моя.

Я представляю, как его слова воплощаются в реальность, и чувствую, что кровь отливает от моего лица.

Я сжимаю бедра вместе, потому что, черт возьми… Он выводит меня из себя, и какая-то часть меня хочет, чтобы он выполнил свою угрозу. Сама эта мысль безумно меня возбуждает, и если бы я не знала, что большинство студентов…

На самом деле мне было бы на них наплевать. Я знаю их лица, но не имена…

И что это говорит обо мне?

– Грязная девчонка. – Грейсон опускает взгляд на мои сведенные ноги. – Тебе нравится то, что я говорю? Я вижу, что нравится. Вот что я скажу тебе: если ты будешь меня слушаться, в один прекрасный день мы осуществим эту фантазию в более уютном месте. В противном случае я осуществлю ее прямо сейчас.

Я поднимаюсь на ноги, и Грейсон, убрав руку от моего лица, тоже встает со стула. Я иду к его столику, а он следует за мной, практически став моей тенью. Если бы тени были огромными, горячими, опасными хоккеистами.

За его столиком, тем самым, который я избегаю весь последний месяц, сидят Стил, Нокс, Джейкоб, Майлз и Эрик. При нашем появлении они ведут себя как ни в чем не бывало и не прерывают разговора или приема пищи. Также за столом уже сидят Пэрис и Мэдисон, чьи танцевальные занятия, как я полагаю, закончились.

Грейсон выдвигает для меня стул, и когда я сажусь, придвигает свой стул так близко, что его бедро снова прижимается к моему.

– Твое лицо, – напоминает он мне, опираясь рукой на спинку моего стула.

Я поджимаю губы и осматриваю собравшихся за столом людей. Я уверена, что Стилу, Пэрис и Мэдисон просто наплевать на меня; Нокс, вероятно, ненавидит меня до глубины души из-за того, что Уиллоу порвала с ним; а остальные относятся ко мне нейтрально. Тем не менее сейчас в столовой слишком много людей, настало время обеда, и поэтому неудивительно, что Уиллоу и Аманда тоже заходят в зал. На них такая же одежда для тренировок, как и на Мэдисон с Пэрис, которые удивленно смотрят на меня. Внезапно я отвечаю им улыбкой.

Возможно, это не столько улыбка, сколько оскал, но я обещала Грейсону дать все, что он может от меня получить.

Конечно, я не могу волшебным образом изменить выражение своего лица, как это делает он. Вместо этого я откидываюсь назад, задевая его руку; исходящее от нее тепло кажется мне приятным. Я не должна чувствовать по отношению к нему такой нежности, но все же я ее чувствую.

Еще одна странная хрень, происходящая между нами.

– О, когда ты пришла, Вайолет? – спрашивает Пэрис, и я наклоняю голову.

– Прости?

– Когда. Ты. Пришла.

– Ее здесь ждали больше, чем тебя, – фыркает Грейсон.

Обычно, когда я хочу, чтобы Грейсон заставил Пэрис отвалить от него, он этого не делает. Наоборот. Он позволяет ей садиться к нему на колени, обнимать его, ласкать руками. А когда я предпочла бы быть где угодно, но не здесь, он внезапно ее затыкает.

Прекрасно.

– Грей… – Пэрис пытается обратить на себя внимание Грейсона.

Но, черт возьми. Не в этой жизни.

– Ты только что назвала его Греем не просто так.

– А что? Ты претендуешь на это прозвище? – Выражение ее лица мрачнеет.

– Вообще-то, да, – говорю я, скрещивая руки на груди.

Господи, кто бы мог подумать, что я буду спорить из-за какого-то глупого прозвища. Этот день становится все страннее и страннее.

Где-то на задворках моего разума я слышу, как секретарь сенатора Деверо напоминает мне о нашем с ним соглашении. Ведь дело в том, что моя водная терапия стоит сотни долларов, которых у меня попросту нет. А сенатор оплачивает мои счета.

– В тебе же нет ничего особенного, – говорит Пэрис, откидывая свои волосы на плечо.

Я закатываю глаза.

Меня тошнит от ее отношения к другим, однако сегодня мне