Жестокая одержимость - С. Массери

на мелком проступке и изо всех сил старалась сдержать смех. Надеюсь, я никогда не забуду звучание ее смеха.

Сунув ноги обратно в ботинки, я беру ключи и, пробежав мимо Нокса и Майлза, выскакиваю на улицу. Вернувшись домой, я чувствовал себя вымотанным, но пропажа фотоальбома придала мне сил, и, обретя второе дыхание, я открываю приложение, чтобы определить местоположение Вайолет.

В прошлый раз, когда в мои руки попал ее телефон, я поставил на него приложение для определения геолокации, и теперь понимаю, что поступил правильно, потому что дома ее нет.

В такое время.

Убедившись, что ее нет на территории кампуса, я увеличиваю изображение, хотя не слишком хорошо себе представляю, где Вайолет может находиться.

На самом деле мне на это наплевать. Неважно, где она сейчас, важно, чтобы она вернула мне этот фотоальбом. Немедленно.

Определив ее геолокацию, я осознаю, что это место находится в пешей доступности от моего дома, поэтому направляюсь туда пешком. Вскоре я подхожу к старому кирпичному строению. Согласно синему маркеру на экране моего телефона, Вайолет должна быть здесь.

Входная дверь, ведущая в длинный узкий коридор, не заперта, и, зайдя внутрь, я расставляю ноги, чтобы распределить свой вес и передвигаться бесшумно. За первой дверью, к которой я подхожу, оказывается помещение, похожее на танцевальную студию. Здесь темно, но свет из коридора слегка освещает решетчатые стены с одной стороны и сплошную зеркальную стену с противоположной. Обратив внимание лишь на стоящее в углу комнаты пианино, я перехожу к следующей двери, а затем к третьей, из-под которой льется свет и доносятся звуки музыки.

В нерешительности я останавливаюсь и заглядываю в приоткрытую щель. Комнату, в центре которой танцует Вайолет, наполняет классическая музыка. Несколько ламп, расположенных по периметру, создают игру теней, но мое внимание полностью поглощено Вайолет. На ней надеты пуанты, и она красиво и уверенно балансирует на одной ноге. Фигура Вайолет невероятно грациозна, другая ее нога согнута в колене, и девушка будто рисует изящные пируэты. Затем Вайолет наклоняется вперед, прогибаясь в талии, и согнутая нога оказывается уже сзади. Она все еще балансирует на мыске, но затем медленно опускается, меняя позу. Ее взгляд прикован к своему отражению в зеркале, на ней спортивные шорты и укороченный топ, открывающий мне вид на рельефный живот, на котором от напряжения проступает каждая мышца. Игра резкого света и теней придает ей хрупкости, и Вайолет становится похожа на птицу, готовую взлететь.

Внезапно музыка останавливается, а затем начинается другая пьеса, и Вайолет переходит к следующему танцу. Мне становится интересно, придумывает ли она свои движения на ходу или воспроизводит отдельные элементы заранее отработанной хореографии, к которой так привязана.

В любом случае я оказываюсь в ловушке.

Передо мной будто всплывают старые воспоминания. Сначала я вижу Вайолет в машине: сломленную, истекающую кровью, а затем дугу, по которой лом опускается на колено Джека. Следующим моим воспоминанием становится то, как я прислоняю Вайолет к дереву, а затем в машине пускаю по ее бедру кровь.

Я встряхиваю головой, чтобы отогнать от себя эти образы. Насилие, которого я так жажду, ничто по сравнению с девушкой, танцующей передо мной.

– Я вижу тебя, – говорит Вайолет, поглядывая на меня в зеркало после каждого вращения, которое она делает, поднимаясь на мысок.

Вайолет вращается с головокружительной быстротой, но не теряет равновесия, и только когда я вхожу в зал – она замирает.

– Боишься?

– Нет, – прищуривается она.

Музыка начинает звучать снова.

– Что это играет?

– Это Лунная соната, первая часть. – Она наклоняет голову. – Как ты меня нашел?

Я постукиваю пальцем по подбородку, делая вид, что размышляю над ответом, и обхожу ее с правой стороны, дабы приблизиться. Я стараюсь не подходить к зеркалам, а Вайолет поворачивается, будто держа меня на прицеле. Если она думает, что сейчас ей угрожает опасность, то у этой девочки есть мозги. Только я не хочу, чтобы она стояла перед зеркалами, я хочу, чтобы она лежала на полу. Во мне возникает дикое желание разорвать тонкую ткань ее шорт и заставить ее идти домой полуголой. Я хочу ее унижения и боли, но больше всего хочу знать, где она спрятала мой фотоальбом.

– Ты кое-что у меня забрала, – говорю я.

И она, черт возьми, улыбается.

Дьявол, она прекрасна.

– Я знаю.

– Уж наверняка. – Я прищуриваюсь, глядя на нее.

Вайолет изящно опускается на пол и приступает к развязыванию лент балетных пуантов, обвитых вокруг ее лодыжек.

– Что бы ты ни хотел со мной сделать, позволь мне сначала снять их. Они слишком дорогие, чтобы ты их испортил.

– А твое тело нет? – я сосредоточенно смотрю на нее и ухмыляюсь.

«Да!» – шипит чей-то голос в глубине моего сознания. Я могу его испортить.

– Мое тело исцелится, – говорит она, встречая мой взгляд. – Если только ты не планируешь мне снова что-то сломать.

Я ничего не могу с собой поделать, поэтому улыбаюсь ее словам.

– Если я решу что-то в тебе разрушить, то это будет не нога. Возможно, твои ребра, голосовые связки или твой разум. Вайолет, мне нужна твоя душа, потому что черное сердце, которое бьется за твоей грудной клеткой, уже принадлежит мне.

Я бью себя в грудь. А Вайолет, встав с пола, все еще грациозно, хотя уже немного испуганно, подходит ближе, босиком ступая по полу.

В мою кровь будто впрыскивают адреналин. Я вдыхаю ее запах и снова чувствую цветы, только уже с примесью пота. Когда я поймаю ее, то слижу этот пот с ее груди и даже между ног.

Сейчас Вайолет абсолютно беззащитна и, судя по ее дрожи, она это понимает.

– Чего ты ждешь, Вайолет? – Я поднимаю бровь. – Ты же знаешь эту игру.

Но она продолжает стоять на месте. Ждет, когда я отдам приказ или объявлю, в чем заключается суть игры, в которую мы играем.

В ту, где отсутствуют безопасные слова и какая-либо защита. Самое время убрать все эти барьеры.

Я прислоняюсь к зеркалу и складываю руки на груди, замечая, как тяжело дышит Вайолет. Ее грудь часто поднимается и опускается, но я не уверен, что она осознает, каким быстрым стало ее дыхание. Ее страх – будто эликсир, в котором я отчаянно нуждался, сам того не осознавая. Поэтому я открываю рот и отдаю единственный приказ, который она может от меня услышать:

– Беги.

Должно быть, на этот раз мой тон заставляет ее поверить в то, что сегодня все будет по-другому. Потому что она не колеблется, а решительно бросает свои драгоценные пуанты, телефон и