Книга начал - Салли Пейдж

в чемодан вместе с набором перьевых ручек и прочей канцелярщиной (кому что подарить, разберется позже), потом заворачивает в подарочную упаковку другие две книжки. Одну, про художника по имени Бэнкси, вместе с рождественской открыткой, где сообщает также и о дяде Уилбуре, Джо просовывает в щель для почты в двери магазина Ландо. В конце своего поздравления Джо выражает надежду повидаться в новом году, когда она приедет, чтобы разобраться, что делать с магазином. Вторая книжка совсем тоненькая, это стихи Луиса Макниса; ее она просовывает в щель для почты в двери магазина Эрика вместе с запасным ключом от магазина (по совету Кендрика, который сказал, что на всякий случай было бы лучше оставить один ключ у какого-нибудь соседа). Ее послание Эрику-викингу совсем короткое и по существу. Джо очень хочется приписать еще что-нибудь, но она не находит нужных слов. Перед тем как завернуть книжку стихов, она отыскивает в ней стихотворение, о котором они говорили с Малкольмом, и кладет на эту страницу ленточку-закладку.

Заворачивая рождественские подарки, Джо думает, конечно, и о Малкольме с Руфью. Подарить им ей нечего, связаться иначе, чем текстовыми сообщениями, тоже невозможно, да и ответы от них она получает коротенькие и нерегулярные. Малкольм признался, что набирать тексты на телефоне не очень-то любит, и взял у Джо адрес ее родителей, пообещав в скором времени написать нормальное письмо.

В помещении магазина становится довольно прохладно, Джо собирается отправиться наверх и перед отъездом выспаться, как вдруг в голову ей приходит прекрасная мысль. Ну конечно, вот что надо бы подарить Малкольму! И снимает с полки большую тетрадь в зеленой обложке. А Руфи? Что ж, тут еще надо подумать.

* * *

Наутро у Джо все готово к отъезду, вещи собраны, упакованы, пора отправляться на вокзал. Она сидит на табурете за прилавком, у ног ее чемодан с колесиками. Сколько же часов она провела здесь, на этом месте, наблюдая за тем, как мимо витрины по переулку проходят люди? Очень хорошо, что витрина сейчас закрыта листами белой бумаги и у Джо нет никакого представления о том, что происходит снаружи, – а также ни намека на то, что сулит ей будущее.

Джо разглядывает плитку, которой выложен пол у выхода из магазина дяди Уилбура. В хорошую погоду, когда светит солнце, солнечные лучи проникают в переднюю часть магазина, отбрасывая свои отсветы и на эту плитку цвета индиго и бронзы, и Джо воистину кажется, что она любуется мозаикой, выкраденной из какого-нибудь индийского дворца. А в другое время, когда небо затянуто серыми тучами, как вот сейчас, и света становится маловато, разноцветные плитки сливаются так, что невозможно понять, где кончается сама плитка и начинается деревянный пол. Да, жизнь дяди угасла – так вот и время, которое Джо провела здесь, постепенно тает и исчезает. Но память о людях, которых она узнала за последние месяцы, не угасает, их образы остаются в ее памяти.

Джо закрывает дверь в магазин, но тут на глаза ей попадается доска для заметок, теперь уже сплошь покрытая накопившимися за последние несколько месяцев записями и рисунками. Когда-то она увидит ее в следующий раз?

Глава 44

Боги

На вокзале ее встречает папа. Несет ее чемоданы к машине в руках, пренебрегая колесиками. Сам по себе мужчина он не крупный, коленки на штанах выпирают, и вообще он кажется несколько рыхлым и даже слабым, но вот руки у него потрясающе сильные: без особых усилий он бросает чемоданы в багажник.

И только когда, выезжая со стоянки, отец крутит руль, Джо обращает внимание на появившиеся у него на руках пигментные возрастные пятна. Она смотрит на профиль отца – глаза его то и дело озабоченно поглядывают в зеркало заднего вида – и думает о том, что уже совсем скоро ее брат Крис станет тем Сорсби, что будет управлять фермой, и папа будет везти ее не в главный дом, а в пристройку. Таков порядок вещей. Все идет своим чередом.

А почему у нее в жизни не так?

– Ну как там Лондон? – спрашивает отец.

– Нормально. А как дела на ферме?

– Нормально.

Нет, дело, конечно, не в том, что жизнь дочери мало интересует отца и наоборот. Просто повседневная жизнь – не то, что связывает их друг с другом. Есть вещи куда более ценные. Они проявляются в десятке простых, незаметных действий: вот Джо заваривает ему чай, вот отец просит ее найти что-то нужное ему в Интернете, вот дочь спасает папины видеокассеты о Второй мировой войне от участи быть отданными мамой на благотворительность, зная, что у папы в кабинете все еще хранится старый видеомагнитофон. А отец обеспечивает старой лошадке своей дочери такой уход, которому позавидовал бы всякий пенсионер. Он же заботится о том, чтобы ее машина никогда не ломалась. А когда Джо приходит к нему в кабинет, он наливает ей шерри из собственных запасов, которые хранит для себя и своей секретарши, старушки мисс Дженнингс.

Они колесят по знакомым извилистым дорогам из Норталлертона к Норт-Йорк-Мурс – на этих вересковых пустошах и расположилась их ферма.

– А как у мамы дела?

– Ох, ну, ты ж понимаешь.

Это правда, Джо прекрасно понимает. Мама, конечно, страшно расстроена, но справляется.

– Она будет очень рада тебя увидеть, – говорит отец и, сощурившись на низкое зимнее солнце, добавляет: – Быть последней в роду не так-то легко. Она очень любила Уилбура. Его смерть ее сильно потрясла. Но сегодня ей все-таки уже лучше, тем более что ты приехала.

Для отца это очень длинный монолог. Вполне может быть, мама не очень-то справляется с горем. В машине снова повисает молчание.

– Папа, а ты веришь в Бога?

– Не-а.

Папа снова стал прежним собой.

– А как же назвать тогда твой ритуал, когда ты выходил из дома поблагодарить богов?

Это одно из самых незабываемых воспоминаний ее детства. Семейная шутка. С бокалом вина (всегда красного) в руке отец выходил из дома, говоря всем, что идет благодарить богов. Обычно он шел через весь сад к каменной стенке, опоясывающей его первое поле. Иногда перелезал через нее и шагал прямиком к большому дубу, растущему между полем и ручейком.

Когда Джо немного подросла, она стала думать, что так он давал им знать, что хочет побыть один, может быть, отдохнуть от общества мамы, которая могла – впрочем, обычно так и делала – говорить за двоих: и за него, и за себя.

Отец продолжает вести машину с таким