Книга начал - Салли Пейдж

Перелистывая эту почти не тронутую читателем книгу, Джо уже не сомневается в том, что остальных стихотворений в ней папа не читал.

Именно пятая строчка этого стихотворения заставляет ее думать о родителях, познакомившихся поздней осенью на отдыхе, совсем, казалось бы, не по сезону, в Скегнессе, на побережье Северного моря. Там отдыхало два фермерских семейства, как раз после того, как закончились полевые работы и на фермах наступило затишье. Мать часто рассказывала ей, что, случайно столкнувшись в столовой гостиницы, они целые дни стали проводить вместе, просиживая в кафе: пили чай и разговаривали, любуясь морской набережной, которую поливал бесконечный дождь. И отец однажды нашел к ее сердцу правильные слова. Джо считает, что ее мать произвела тогда на отца огромное впечатление.

Джо перечитывает стихотворение еще раз и живо представляет себе, как они сидят, сжимая друг другу протянутые через стол руки.

Время пропало, где-то свернулось клубком,

Официант испарился тоже. Часы на стене

Забыли про нас, и по радио вальс незнакомый

Хлынул вдруг, как струя воды из скалы.

Время пропало, где-то свернулось клубком.

Случится ли и у нее в жизни нечто подобное этой точке встречи? Разве не этого хочет она от жизни? Человека рядом, свою семью. В душе у Джо снова шевелится страстное желание родить ребенка, сейчас оно еще дремлет, но ни на мгновение не исчезает совсем. Женщина думает об Эрике, сидящем на табурете в магазине дяди Уилбура, вспоминает их разговоры про призраков. Он, конечно, не знал, что они призраки, – как жаль, что Джо не сообщила ему об этом. Не рассказала, что эти призраки должны встретиться и разговаривать о чем-то для них важном.

Не вставая с кровати, Джо становится на колени и открывает окно, большими глотками вдыхает воздух, насыщенный ароматами мха и вереска. От холода на глаза наворачиваются слезы, но окно она не закрывает, вглядывается в огромное, исполненное мощи небо над головой. Вот чего ей так не хватало в Лондоне. И тем не менее в глубине души Джо сейчас не хватает и лондонского дома; ей очень хочется ощутить запах табака и специй на улицах Лондона и запах асфальта после дождя. С громким, дребезжащим стуком она захлопывает окно.

По правде говоря, она и сама не знает, чего хочет.

Джо хватает брошенную на стуле одежду, спешно одевается; ей не терпится поскорее выйти из дома и отправиться к холмам. Тем более что она обещала маме собрать опавшие листья, чтобы сплести венок и повесить на дверь, но главное, ей сейчас требуется ощущение простора, ей нужно время, чтобы спокойно обо всем подумать.

Когда Джо возвращается с пустошей, усталая и перепачканная грязью, с большой охапкой листьев плюща, остролиста, снежноягодника и боярышника, в груди у нее уже созрело решение.

* * *

А в северной части Лондона, в небольшом канцелярском магазинчике, с доски для заметок срывается приколотый булавкой листок бумаги, на котором нарисован викинг в огромных очках. Порхая по воздуху, листок опускается на пыльный пол рядом с дубовым прилавком.

Глава 45

Дорогая Джоанна

Дорогая Джоанна,

как вы можете видеть по адресу, я вернулся домой в Хэмпстед. Как говорится, в гостях хорошо, а дома лучше. Хотя я уже не совсем уверен в том, что согласен с этим изречением. Но хватит об этом. Я хочу выразить вам свои наилучшие пожелания и рад слышать о том, что приготовления к похоронам у вас идут по плану. Конечно, я нисколько не сомневаюсь, что ваш дядя был прекрасным человеком и вам его будет очень не хватать. Мне очень жаль, что я в свое время не успел узнать его получше.

Сейчас я сижу с ручкой в руке и пытаюсь придумать, как лучше описать вам свои последние несколько дней. Когда мы с вами расстались, я понятия не имел, чего хочу добиться, – вот почему этой темы в беседе совсем не касался. Мне также казалось, что я был с вами не вполне честным, когда упомянул об умонастроении преподобной Руфи. После того как она прислала сообщение, я ей позвонил и услышал, что она в самом деле была очень расстроена.

О причине ее погружения в этот мрак догадаться нетрудно: все дело в ее брате Дональде. Она не описывала его внешность, но я и так смог представить его себе: весьма крупный мужчина с толстой шеей и плоским лбом. Впрочем, это просто мои фантазии, я почти уверен, что он с таким же успехом вполне может быть маленьким и плюгавеньким человечком, но я все равно представляю его себе как отъявленного хулигана, кем Дональд, в этом не может быть никакого сомнения, и является. После своего к нему визита, который, как вам известно, был предпринят Руфью ради примирения с братом, эта бедная женщина была буквально раздавлена. Похоже, ее брат Дональд припомнил ей все ее детские проступки, за которые ее наказывали родители, да еще для пущей убедительности добавил кое-что от себя лично. Мне кажется, больше всего ее уязвило обвинение в том, что она по природе своей эгоистка, любит только себя и в ней нет ни капельки христианской веры. Одним словом, она недостойна той роли, которую на себя взяла. Я все же думаю, что со временем душевные раны, полученные ею от его нападок, благополучно заживут; тем не менее у меня остается чувство, что ее сильно беспокоят некие глубоко личные моменты, которые, как она считает, придают его точке зрения серьезный вес.

Наш разговор окончился ничем, однако я все же надеюсь, что он хоть в какой-то мере помог ей утешиться. Тем не менее беспокойство меня не покинуло, поэтому я и отважился предпринять эту небольшую поездку. Видите ли, Джоанна, я решил навестить ее приход и самому лично разобраться в том, существовали ли некие иные причины, побудившие ее бежать. Я ведь сразу почувствовал, что она рассказала нам с вами далеко не все. Мне вовсе не хотелось совать свой нос в личную жизнь преподобной Руфи, однако меня одолевало сильное желание помочь ей, насколько это в моих силах. Но для этого мне нужны были все факты.

В связи с этим последние несколько дней я провел в Уорвикшире, общался с ее прихожанами, членами общины, а также с ее коллегами. Я даже присутствовал на службе. Сообщаю вам об этом потому, что знаю: это вызовет на ваших губах улыбку.