12 новых историй о настоящей любви - Джон Сковрон

его плеча, только теперь оно в тысячу раз сильнее. Ладонь у него теплая, мягкая и сухая, и он не отпускает мою руку, даже когда мы выходим на балкон.

Гирлянда из электрических лампочек, которая раньше обвивала перила, исчезла, перебравшись на крыльцо к дяде с тетей, но между прутьев проскальзывает мягкий лунный свет, создавая похожий эффект.

Балкон выходит в переулок. Вид на забитые мусорные контейнеры и разбитый асфальт не особо впечатляет, но зато принадлежит только нам двоим. Здесь так хорошо и спокойно. Из соседнего дома доносится тихая фортепианная музыка. Играют далеко не так хорошо, как на той записи в машине Джиллиан, но красивая классическая мелодия как нельзя лучше подходит этому вечеру.

Пьер садится на дальний стул, отряхнув сиденье. Я собираюсь сесть на второй, но он легонько тянет меня за руку, усаживая к себе на колени.

– Ты не против? – спрашивает он, когда я поворачиваюсь к нему лицом.

– Нет, – отвечаю я, касаясь мизинцем ямочки у него на подбородке. – А ты?

– Вообще-то против, – но он говорит это с улыбкой и продолжает улыбаться, проводя подушечкой большого пальца по моей нижней губе.

Я дрожу, разрываясь между желанием растянуть это мгновение навечно и стремлением получить больше, намного больше. Мы одновременно тянемся друг к другу. Медленно, но целенаправленно. И когда мы наконец целуемся, все встает на свои места. Руки Пьера скользят по моей талии и опускаются чуть ниже, его пальцы гладят мой затылок. Его нежные губы касаются моих так жадно, что я чувствую: он хочет этого не меньше, чем я. Мы на мгновение отстраняемся друг от друга, но только чтобы он мог снять очки.

– Погоди, – прошу я, потому что хочу посмотреть, как он выглядит без очков.

Он моргает, и я с облегчением понимаю, что это все тот же Пьер. Все тот же Пьер, который обожает Шекспира и ненавидит чикагскую пиццу, который понимает, каково это – терять близкого человека и любить тех, кто прилагает все силы, чтобы сделать эту утрату менее болезненной.

И когда мои губы снова касаются его, я думаю, что прощание – не такая уж плохая вещь. Быть может, прощаясь, мы просто освобождаем место для кого-то нового.

Кассандра Клэр

Новейший аттракцион

Дело было на мрачном карнавале. Ну, вы знаете. Зловещие клоуны выскакивают из темноты в заляпанных кровью белых перчатках. Драный цирковой купол, реющие на горячем летнем ветру лоскуты. Кривые зеркала, в которых люди отражаются пугающе изуродованными. Татуированный мужик с ползающими по нему ожившими татуировками. Карусель, вращающаяся назад во времени. Бородатая женщина, нападающая на посетителей с разделочным ножом. Предсказательница, сообщающая исключительно дурные вести. В общем, типичный мрачный карнавал. Вы сотни раз видели их в кино и по телевизору, читали о них в книгах, слышали в песнях. Но вряд ли вы знаете о них столько, сколько я, потому что я там выросла.

Да, это я. Лулу Мрак, единственная дочь Теда Мрака, владельца Мрачного карнавала мистической магии. Мама умерла, когда я была совсем маленькой, и отец растил меня сам, разъезжая по стране со своим карнавалом. В основном мы останавливались в маленьких городках, где люди любят, чтобы их хорошенько напугали. Лето – самый горячий сезон, когда ночи жаркие, и парочки ищут повода прижаться друг к другу в одном из туннелей – Туннеле любви или Туннеле страха, в зависимости от настроения. В остальное время мы отсиживаемся где-нибудь в глуши, нанимаем новых сотрудников, а я учусь в школе экстерном, по интернету.

Некоторые сочтут странным, что у меня нет друзей моего возраста. Мои ближайшие приятели – бородатая женщина и наш силач Отто. Большинство людей считают силачей глупыми, но наш Отто практически гений: читает Пруста в оригинале и научил меня геометрии, когда мне было десять.

Мне никогда ничего не было нужно, кроме карнавала и папы. Вплоть до мая этого года, когда папа вдруг собрал вещи и исчез. Не то чтобы мне сейчас хотелось об этом думать. Мы только что переехали в новый город. Был субботний вечер, карнавал только открылся, и народу было полно. Мы устроились на открытом поле достаточно близко от города, чтобы можно было дойти пешком, но не настолько близко, чтобы окрестные жители жаловались на шум.

Из-под купола раздавались жуткие крики, а значит, представление шло как по маслу. Стонущий Мелвин проверял билеты на входе. У него не было особых талантов, кроме умения издавать зловещие стоны призрака, но мы по доброте душевной его не увольняли.

Несмотря на толпы довольных посетителей, билеты продавались медленно. Это началось уже давно, еще до папиного исчезновения. Он оставил мне записку на открытке с воздушными шариками. Там говорилось, что он влез в долги по всей стране и должен бежать. Не вини себя, писал он. И не жди от меня вестей. Я и не ждала.

Карнавал держался на плаву только благодаря денежным вливаниям моего дяди Уолтера, папиного старшего брата. Он сам занимался карнавалом, пока не женился на богатой женщине с ребенком-подростком и не променял бродячую жизнь на заурядную стабильность. Единственный раз, когда я видела его приемного сына, тот объелся сладкой ваты, после чего его на меня стошнило. Это было десять лет назад.

Теперь же мы держались на взятых взаймы деньгах и обещании дяди Уолтера приехать и выручить нас. Его жена скончалась, и он, судя по всему, хотел вернуться в дело. Может, вернется, а может, и нет. Меня волновало только то, что мой семейный бизнес, мой карнавал, был на грани банкротства. Неудивительно, что я обгрызла ногти под корень.

– Лулу! – окликнула меня Ариадна, наша русалка. На сегодня она уже закончила работу в аквариуме и теперь разъезжала по территории ярмарки на своем кресле с моторчиком. – У Реджи грипп. Просит тебя подменить его в туннеле.

– В Туннеле страха? – уточнила я.

– Можно подумать, Реджи хоть раз переступал порог Туннеля любви.

Я обреченно застонала. В этот момент я как раз занимался своим любимым делом: стояла за прилавком «Зловещих закусок». Казалось бы, злобные клоуны должны отбивать у людей аппетит, но все как раз наоборот. От страха людям хочется есть – а еще обжиматься друг с другом. У нас в киоске была куча разнообразных закусок: кексы, леденцы в форме черепов, сахарная вата кислотных цветов и ярко-красные фруктовые коктейли «с добавлением человеческой крови». Вместо крови был обычный кукурузный сироп, но какая разница. Народ хавает в прямом и переносном смысле.

– А ты не можешь этим заняться? –