Пелагия и красный петух - Борис Акунин

– Наверняка не знаю, но уверен, чтоЧарнокуцкий, больше некому.

– Кто это – Чарнокуцкий?

– Вы не слышали про графов Чарнокуцких? –недоверчиво спросил Кеша.

– Слышал. Знатная польская фамилия.

– Знатная! Мало ли знатных! Чарнокуцкие –богатейший род на всей Волыни. Тут в двадцати верстах начинается Чернокутскийуезд, так уездный город, Черный Кут, весь целиком принадлежит графу.

– Целый город? Разве такое бывает? – удивилсяМатвей Бенционович. – Ведь не средние века.

– На Волынщине очень даже бывает. Город Ровнопринадлежит князю Любомирскому, Старо-Константинов княгине Абамелек, Дубно –княгине Барятинской. А Чарнокуцкие на Волыни семьсот лет. Вон, видите утес? –Кеша показал на видневшуюся вдали живописную скалу, нависшую над рекой. –Житомирская достопримечательность. Называется «Голова Чацкого».

Утес действительно отчасти напоминал гордосклоненную голову.

– При чем здесь Чацкий?

– Совершенно ни при чем. Раньше скаланазывалась «Голова Чарнокуцкого». Здесь в шестнадцатом столетии гайдамакисрубили голову предку нынешнего графа. А после шестьдесят третьего года скалувелели переименовать. Дело в том, что некоторые из Чарнокуцких участвовали впольском восстании, и одному это даже стоило головы. Вот, во избежаниедвусмысленности, и переделали в Чацкого.

– Так граф из повстанцев 63-го года?

– Вот еще! У его сиятельства совсем другиеинтересы. Примерно такие же, как у нас с вами. – Приказчик засмеялся. – Жалко,он евреев терпеть не может, а то бы я непременно вас с ним свел.

– А я вовсе не еврей, – объявил Бердичевский.– Это я прикинулся, чтобы войти в доверие к Голосовкеру.

– Хорошо прикинулись, – заметил Кеша,скептически оглядывая лицо прокурора.

– Нет, правда! Волосы крашеные. Вообще-то яблондин. Если повезете к графу – смою краску. И зовут меня не МордехайБердичевский, а Матвей Берг-Дичевский. Вы правильно догадались, никакой я неростовщик. Я... я уездный предводитель дворянства, – соврал Матвей Бенционович,не придумав ничего более аристократичного. – Из Заволжской губернии.

Поверил молодой человек или нет, было неясно.Однако, поразмыслив, сказал:

– Двести рублей.

– Вы с ума сошли! – ахнул статский советник,пытаясь сообразить, есть ли у него столько денег. На худой конец, можно послатьтелеграмму владыке.

– Заплатите, когда поедем обратно. Если яошибаюсь и граф Рацевича не выкупал, можете вообще не платить, – ловко ввернулоборотистый юноша.

На такое условие Матвей Бенционович охотносогласился. Если след окажется верным, а поездка результативной, пожалуй,все-таки можно будет записать расходы в счет расследования.

– Вы где остановились? – спросил Кеша.

– В «Версале».

– Я закрываю кассу в семь. Только уж вы непоскупитесь, наймите карету на пружинном ходу, а то все бока себе отобьем. Ясговорюсь с Семеном Почтаренко, у него хороший экипаж. Путь-то неближний...

Статский советник снова прибег к помощи«Белокурого ангела», но светловолосие восстановилось не полностью. Получилосьнечто золотисто-красноватое. Ничего, для вечернего освещения сойдет, успокоилсебя Бердичевский.

Кеша приехал вовремя, в весьма приличномфаэтоне, обошедшемся прокурору в восемь целковых. Приказчика было не узнать. Онразоделся по самой последней моде, надушился, в пробор же можно былосмотреться, как в зеркало. Кто бы поверил, что этот франт подрабатываетсубботним сидельцем в еврейской лавке?

– Куда едем? – спросил Матвей Бенционович,усевшись на мягкое сиденье.

– В замок графа, в Шварцвинкель.

– «Черный угол»? – перевел название прокурор.

– Ну да. По-волынски Черный Кут, а по-великорусски«Черный Закут», что-то вроде этого. Дед его сиятельства выстроил, в готическомстиле. Очень любил рыцарские романы.

Бердичевский успел расспросить гостиничногопортье о графе, но наслушался черт знает каких небылиц, только распалил любопытство.Нужно было проверить, что из этих сказок правда, а что нет.

– Этот магнат, кажется, человек необычный? –небрежно спросил Матвей Бенционович. Кеша прыснул:

– Нас с вами тоже ведь обычными не назовешь,верно? Но до его сиятельства нам, конечно, далеко. Это субъект единственный всвоем роде.

Жаждущий подробностей прокурор сглубокомысленным видом заметил:

– У отпрысков древних фамилий пристрастие кмужеложству в крови. Должно быть, от блазированности. Или вследствиевырождения.

– А граф не всегда мальчиками интересовался.Он в юности был куда как увлечен женским полом – до умопомрачения, или, как онвыражается, до обсессии. Это такой медицинский термин, вроде навязчивой идеи.

– Я знаю.

– Он ведь по образованию медик. Так женщинамиинтересовался, что после Пажеского корпуса не в гвардию пошел и не в дипломаты,а поступил на медицинский факультет, гинекологию изучать. Не для заработка,разумеется. Говорит, хотел знать про женщин всё: как они устроены, что у нихвнутри, каким ключиком заводятся. Узнал во всех подробностях, – снова хохотнулКеша. – Да, видно, перекормился. Выйдя из университета, открыл было женскуюбольницу, да скоро забросил. Теперь баб видеть не может, прямо до судорог.

У Матвея Бенционовича были несколько иныесведения. Портье сказал: «Граф пока не свихнулся, больницу держал, лечилбесплатно бабские хвори. Сначала одну на операции зарезал, потом другую,третью. До суда дошло. Обычного лекаря беспременно засудили бы, а этот известно– Чарнокуцкий. Но больничку все же закрыли».

– Тогда его сиятельство отправилсяпутешествовать, – продолжил свой рассказ Кеша. – Долго по миру разъезжал. Гдетолько не был – и в Амазонии, и в Голландской Ост-Индии, и у папуасов. У негодома такая коллекиця – сами увидите...

И про коллекцию Бердичевский слышал: якобытам, в стеклянных банках, головы отрезанные. «Вроде как из дикарских странпривез, а там кто его разберет», – сказал портье.