Пелагия и красный петух - Борис Акунин

Он снял с полки нечто, похожее на связкусушеных грибов. На веревку были нанизаны темные колечки, некоторые почему-то сволосками.

– Это из бразильских джунглей. Я гостил уодного лесного народца, который воевал с женщинами-амазонками, кровожаднейшимитварями, которых, по счастью, впоследствии полностью истребили. Сию гирлянду явыкупил у главного храбреца, который лично убил одиннадцать амазонок. Видите,тут ровно одиннадцать колечек.

– А что за колечки? – спросил непонятливыйБердичевский, тут же всё понял сам, и его замутило. Из глубины дома донессятихий звон гонга.

– Готовы закуски, – объявил граф, прерывая ужаснуюэкскурсию. – Не угодно ли?

После увиденного прокурору было не до закусок,но он поспешно сказал:

– Благодарю, охотно.

Куда угодно, только бы подальше из этойкомнаты.

В соседней зале, столовой (слава богу, самойобыкновенной, без копченых голов и вяленых гениталий), Матвей Бенционович одинза другим осушил два бокала вина и лишь тогда избавился от противного дрожанияв пальцах. Съел виноградину. Желудок содрогнулся, но ничего, выдержал.

Кеша как ни в чем не бывало уплеталфаршированных перепелок. Граф же к еде не притронулся, только пригубил коньяк исразу закурил сигару.

– Что ж, в Заволжске имеется общество?—спросил он, произнеся последнее слово таким образом, что было ясно, о какомименно обществе идет речь.

– Небольшое, но есть, – ответил Бердичевский,готовясь врать.

Чарнокуцкий с живейшим интересом задал ещенесколько вопросов, иные из которых заволжец совсем не понял. Что моглоозначать: «Есть ли у вас цыплячья ферма?» К птицеводству вопрос отношения явноне имел. Или еще: «Устраиваете ли карусель?» Что за карусель имелась в виду,черт ее разберет. Какие-нибудь педерастические пакости.

Чтоб, как говорят воришки, незапалиться,прокурор решил перехватить инициативу.

– На меня сильное впечатление произвела вашаколлекция, – сменил он тему. – Скажите, отчего вы коллекционируете лишь...э-э-э... останки прекрасной половины человечества?

– Женщина – не прекрасная половиначеловечества и вообще никакая не половина, – отрезал граф. – Это пошлаякарикатура на человека. Говорю вам как медик. Уродливое, несуразное существо!Медузообразные молочные железы, жировые подушки таза, нелепое устройствоскелета, писклявый голос...

Чарнокуцкого передернуло от отвращения.

Эге-ге, подумал Матвей Бенционович, хоть ты имедик, а по тебе самому плачет больничная палата. Та, что запирается снаружи.

– Позвольте, но совсем без женщин тоже нельзя,– мягко возразил он. – Хотя бы с позиции продолжения человеческого рода...

Графа этим аргументом он не сбил.

– Из самых плодовитых нужно вывестиспециальную породу, как это делают с коровами или свиноматками. Держать вхлеву. Оплодотворять, разумеется, при помощи шприца, не иначе.

По лицу женоненавистника пробежала гримаскаотвращения.

Издевается он, что ли, засомневался вдругБердичевский. Дурака валяет? Ладно, черт с ними, с идиотскими теориями этогопсихопата. Пора повернуть к делу.

– Как это было бы чудесно – жить висключительно мужском обществе, в кругу себе подобных, – мечтательно произнесстатский советник. – Вы слышали, что некий американский миллионщиквосстанавливает библейский Содом?

– Слышал. Занятный плод американской назидательности.С точки зрения филантропии, конечно, следовало бы потратить эти миллионы нахлеб для нищих, но этим мир не удивишь. Да и что проку? Съедят нищие дармовойхлеб и завтра потребуют еще, не напасешься. А тут урок человечеству. МистерСайрус – добропорядочный семьянин и «извращенцев» терпеть не может, но хочетявить современникам образец терпимости и милосердия к париям. О, американцывсех нравственности научат, лишь дайте срок.

– Должно быть, у Содомской затеи немаловрагов? – подступился Матвей Бенционович к ключевой теме. – Из числа ханжей ирелигиозных фанатиков. Сейчас развелось столько сект, призывающих кветхозаветной нетерпимости.

Собирался отсюда вывернуть на Мануйлу –прощупать, как относится его сиятельство к пророку, которого пытался убитьодноглазый Бронек.

Но разговор прервался. В гостиную, хрустяблестящей кожей, вошел Филип и с поклоном протянул хозяину длинную бумажнуюленточку.

Оказывается, в средневековом замке естьтелеграф? Эта новость прокурору почему-то не понравилась.

Чарнокуцкий пробежал глазами довольно длиннуюдепешу и вдруг сказал Кеше:

– Иносан, глупый мальчишка, придется тебявысечь. Кого ты привез?

Красавчик блондин подавился ломтикомапельсина, а у Бердичевского скакнуло сердце. Он дрогнувшим голосом воскликнул:

– Что вы хотите этим сказать, граф?

– До чего же вы, жиды, наглая порода, –покачал головой магнат и более к Матвею Бердичевскому не обращался – только кКеше. – Послушай-ка, что пишет Микки: «Губернским предводителем в Заволжскеграф Ростовский. Уездные предводители: князь Бекбулатов, барон Штакелъберг,Селянинов, Котко-Котковский, Лазутин, князь Вачнадзе, Бархатов и граф Безносое,еще три уезда предводителей не имеют за малым числом природного дворянства.Лицо, о котором ты запрашиваешь, действительно жительствует в Заволжске, нофамилия перепутана и должность не та. Не Матвей Берг-Дичевский, а МатвейБердичевский, окружной прокурор. Статский советник, сорока лет, выкрест».

Щеки у Кеши из розовых сделались зеленоватыми.Он рухнул на колени и всхлипнул:

– Я знать не знал, клянусь!

Граф толкнул его носком туфли в лоб – молодойчеловек опрокинулся на ковер и захныкал.

– Кто вам прислал эту ерунду? – спросил МатвейБенционович, еще не успев приспособиться к катастрофическому изменениюситуации, ведь до сего момента всё шло так гладко!

Граф выпустил струю сигарного дыма. Прокурораразглядывал с гадливым любопытством, словно какое-то невиданное насекомое илираздавленную лягушку. Всё же удостоил ответом:

– Микки, один из наших. Большая фигура. Несегодня-завтра министром станет. И правильно – золотой работник. Такому можно ив полночь телеграмму слать – наверняка застанешь на службе.