Жестокая одержимость - С. Массери

Я мысленно считаю до пяти, а затем стягиваю с себя толстовку и бросаю ее на пол рядом с пуантами. Сделав глубокий вдох, я поворачиваю головой в разные стороны, разминая шею, а затем, выровняв плечи, бросаюсь в погоню.

Дверь на улицу только начинает закрываться, когда я ударяю по ней ногой. Она с грохотом распахивается, и, осмотревшись, я замечаю на тротуаре Вайолет. Пытаясь скрыться от меня, она переходила улицу, но грохот двери заставляет ее оглянуться. Я тут же бросаюсь за ней.

Поскольку я намного быстрее, то знаю, что поймать ее будет несложно. Мне осталось только решить, буду ли я играть со своей едой, словно с игрушкой, прежде чем поглотить ее.

Должно быть, Вайолет наступает на камень, потому что внезапно спотыкается, а я намеренно замедляю шаг, позволяя ей почувствовать, что ее охотник следует за ней по пятам. Если бы я хотел остановить ее сейчас, то запросто мог бы это сделать, но мне нравится, как она испуганно вскрикивает и снова набирает скорость. Вайолет знает, что эта погоня отличается от других. В прошлый раз я позволил ей добраться до леса, ведь она хотела быть скрыта от чужих глаз в тот момент, когда я буду ее трахать. В этот раз… я собираюсь взять ее там, где поймаю, потому что не собираюсь портить нам этот опыт снова.

Мое терпение лопается, когда мы уже оказываемся на окраине района. Игра в кошки-мышки может продолжаться достаточно долго, а я уже натерпелся этого от своего тренера.

Ветер треплет мои волосы, все еще влажные после душа, который я принял в раздевалке на стадионе. Я чувствую, как несколько ярдов, на которые меня опережала Вайолет, превращаются в несколько футов, а затем и дюймов.

Мне не хочется хватать ее за талию, поэтому я ловлю ее за волосы и, наматывая мягкие пряди на свои пальцы, заставляю ее остановиться. Вайолет разворачивается и толкает меня. Я ожидал большего, но все равно остаюсь в восторге от такого поворота событий. Мне будет все равно, даже если она вцепится в меня ногтями или схватится за лицо, потому что моей целью становится добраться до ее маленькой прелестной шеи, которую я обхватываю обеими руками, не обращая внимания на то, как Вайолет пытается оттолкнуть меня и хватает за запястье. Я притягиваю ее к себе и сжимаю пальцы. Мне хочется почувствовать, как под ними замедляется ее пульс. Мне хочется, чтобы она потеряла сознание.

Мы стоим недалеко от одного из уличных фонарей, свет которого падает на ее ангельское лицо, а я оказываюсь в тени.

Вайолет открывает и закрывает рот, и мне кажется, она пытается сказать, что с нее хватит и что я зашел слишком далеко. Но меня уже невозможно остановить.

Ее руки соскальзывают с моих запястий, а глаза закатываются. И как только она замирает, я быстро подхватываю на руки ее падающее тело.

Она права, сегодня все будет не так, как раньше. Я не собираюсь трахать ее, пока она не кончит, или заниматься подобной ерундой. Мы перейдем сразу к делу.

Это будет допрос с пристрастием.

Глава 39

Вайолет

– Время просыпаться, – шепчет Грейсон мне на ухо, и, открыв глаза, я быстро моргаю, пытаясь понять, где мы находимся.

Уж точно не стоим на тротуаре. Воздух вокруг меня теплый и без намека даже на малейший ветерок, а я сижу, закинув руки за голову. Я пытаюсь опустить их, но понимаю, что что-то удерживает мои запястья, а затем мое внимание привлекает стук справа.

Грейсон стоит у окна и дергает за цепочку, чтобы открыть вертикальные жалюзи. Мы находимся в танцевальной студии, и свет в ней выключен.

Я смотрю на себя в зеркало, однако мне трудно примириться с отображаемой в нем реальностью. Я обнажена до пояса, мои запястья прикованы к перекладине прямо над моей головой, а кожа покрыта мурашками.

Отведя взгляд от своего отражения, я снова смотрю на Грейсона. Он все еще стоит у большого окна, но теперь его внимание приковано ко мне. Лунные лучи, проникающие через уже открытые жалюзи, образуют светлый поток, заливающий пол.

– Что ты делаешь? – Я откидываюсь назад до тех пор, пока не достигаю максимально вертикального положения.

Ударившись спиной о стену, я поднимаю голову, чтобы получше рассмотреть, чем Грейсон связал мои руки, и мне кажется, что он использовал для этого шнурки.

Я дергаю руками, пытаясь освободиться, но все мои попытки оказываются безуспешными.

А тем временем Грейсон подходит ближе и останавливается прямо передо мной.

– Ты не сможешь освободиться, – он слегка пинает мою голую ногу, и я вздрагиваю, а затем сгибаю колени, чтобы посмотреть на свою ступню, на которой обнаруживаю полоску крови.

Наверное, я наступила на что-то острое.

Грейсон опускается на пол между моих ног и до меня доходит, что это уже не игра. Неясно, кто из нас впервые пересек установленные границы, однако стало очевидно, что мы уже вышли за их пределы.

У меня ужасно болит голова, а горло саднит, будто в мои голосовые связки впиваются лезвия.

Я не пытаюсь просить Грейсона остановиться или отпустить меня, потому что знаю, что он этого не сделает. Поэтому я откидываю голову назад и упираюсь ей в стену.

– Ты где-то потеряла свой страх? – спрашивает он, прищурившись.

– Но ведь он бесполезен, не так ли?

– Да, – отвечает Грейсон, скользя рукой вверх по моей правой ноге. – Давай кое-что проясним. Ты здесь не для удовольствия, – заявляет он, и у меня мгновенно пересыхает во рту. – Ты здесь, потому что кое-что у меня украла.

Наверное, в этой ситуации мои чувства кажутся странными, но я испытываю удовлетворение оттого, что Грейсон не сразу заметил пропажу дорогого для него предмета. А еще я радуюсь, что выбор пал именно на него. Мое предположение относительно характера Грейсона подтвердилось.

Я наклоняюсь немного вперед, но поскольку мои руки связаны над головой, напряжение в плечах вызывает ощутимый дискомфорт. Конечно, я гибкая, но это уже перебор.

– Хорошо, – низким голосом отвечаю я. – Я знаю, о чем речь.

Грейсон сглатывает, и внезапно его взгляд переходит с моих глаз на губы. На мгновение он кажется мне застигнутым врасплох.

– Скажи мне, где фотоальбом, – требует он, и я прикусываю нижнюю губу, потому что знаю, что это разозлит его еще больше.

И будто по щелчку Грейсон наклоняется и останавливает свой взгляд на моих губах, а я смотрю лишь