Цитоник - Брендон Сандерсон

– пускай даже Йорген. В кои-то веки мне следовало подумать о себе.

Я посмотрела на Хешо, гадая, вмешается ли он в наш разговор. Пока что он продолжал сидеть с закрытыми глазами в позе для медитации.

– М-Бот, – сказала я, – мне всю мою жизнь внушали, что необходимо воевать за Россыпь. Я никого не виню за это – разве что креллов. Мы делали то, что должны были делать, чтобы выжить. Но… я устала. Устала смотреть, как умирают люди. Отдавать свое будущее войне. Жить всю жизнь в постоянном стрессе на десять баллов. Сколько я должна Россыпи? Сколько должен платить один человек?

Его дрон завис рядом со мной и молчал так долго, что я посмотрела на него. Сейчас мне хотелось, чтобы он был человеком – чтобы я могла увидеть отвращение на его лице. Я этого заслуживала за свои слова.

Но он был искусственным интеллектом.

– Полагаю, – сказал М-Бот, – в этом есть определенный смысл.

Мне следовало быть откровенной с ним. Я должна была это сказать.

– Есть и еще одна причина, по которой я хочу остаться, – сказала я. – Мне… мне здесь нравится. Я могу заниматься исследованиями вместе с Четом, а Залповики буквально боготворят меня. Это все равно что жить в истории. Это все, чего я когда-либо желала, М-Бот. Я могу заняться этим здесь. Я могу летать. Путешествовать. Могу сражаться с Верховенством. Я могу спарринговать. Жить…

– В этом, – сказал М-Бот, – еще больше смысла – зная тебя.

– Лорд Хешо, – позвала я, – мне пригодилась бы твоя мудрость.

– Мудрость покинула меня, сестра-воительница, – отозвался он. – Мудрость рождается из опыта, а у меня, видишь ли, его нет.

– Я чувствую мудрость даже в этом ответе, – сказала я ему. – Скажи: я – трус, раз предпочитаю остаться? Не то чтобы я боялась умереть, продолжая путь, просто…

– Ты устала жертвовать своими желаниями ради блага своего народа, – сказал Хешо.

– Да, – прошептала я.

– Это не трусость, а эгоизм, – сказал он.

Я вздрогнула.

– Однако же, – продолжал Хешо, – долг не следует принимать без вопросов. Долг может быть движущим мотивом, но не должен становиться оправданием. Поддерживает ли твоя борьба честь и добродетель? Соответствует ли она твоему моральному кодексу?

– Не уверена, что я вообще когда-то размышляла об этом, – сказала я. – Ну, в смысле – был враг и были мы. Я нацелилась собой во врага и нажала спусковой крючок…

Это было не совсем так.

– Пожив среди врагов, – призналась я, – я узнала, что не все так просто. Попрошу заметить: я не обнаружила, что их дело справедливо. Лишь то, что большинство из них вовсе не злы. Они всего лишь разумные, следующие по случайности за тем, кто оказался злым.

– Превосходно, – сказал Хешо. – Ты распрощалась с мировоззрением ребенка. – Он прищурил один глаз. – В какой поре жизни ты находишься по меркам твоей расы?

– Ранняя молодость, – ответила я.

– Тогда у меня вопросы к обществу, которое позволяло тебе так долго сохранять подобную наивность, – сказал он. – Один из первых уроков, которые должен усвоить воин, это знание о том, что его непосредственный враг – разумный, которого он должен убить, – просто пытается выжить. Солдаты одинаковы, на какой бы стороне они ни сражались.

– Я не уверена, что хоть кто-то из нас знал, что из себя представляют наши враги, – сказала я. – Мы знали лишь, что они пытаются уничтожить нас. И… Хешо, мне казалось, ты сказал, что помнишь недостаточно, чтобы быть мудрым.

– Похоже, – сказал он, – ты задаешь правильные вопросы. Я не знаю, почему я говорю именно так, знаю лишь, что это правда. – Он снова закрыл глаза. – То, что ты осознала имеющийся выбор, не делает тебя трусом или эгоисткой, сестра-воительница. Твои вопросы тебя не определяют – важно лишь то, что ты станешь с ними делать.

Что ж, с памятью или без памяти – Хешо оставался собой. Но что пугало меня на самом деле, так это то, кем оказалась я.

Я видела, что произойдет, если я останусь. Я стану такой, как Чет. Я забуду всех, кого знала, и даже саму себя, какой была. Я буду помнить лишь истории и все больше и больше буду превращаться в человека, считающего себя одним из их героев. Я позабуду все и позволю той части меня, что сочиняла похвальбу, взять верх. Через сорок лет я, наверное, не вспомню даже ни битву за Россыпь, ни причину, по которой я тут осталась.

Но буду наслаждаться каждой минутой.

Я встала и подошла к краю балкона, глядя на огромный сверкающий белый шар, – но в его свете была какая-то мягкость. Казалось, этот шар поглощает все, что приближается к нему. Сливает их воедино со светом…

Я закрыла глаза и потянулась вовне в поисках отца.

Образ реальности все еще находился неподалеку. Я предполагала, что это – его душа, хоть у меня и не было доказательств тому. Наверное, мне просто хотелось в это верить. Смогу ли я встретиться с ним лицом к лицу? Сейчас, с этими снедающими меня сомнениями?

Я почувствовала его. Чувство, направлявшее меня все это время, поддерживавшее меня. Действительно ли это мой отец? Я точно знала, что это не Бабуля и не Йорген. Так, может, это… Бог? Как сказано в Книге Святых?

Значок коснулся моего разума. Он приветствовал меня. Хотел, чтобы я сейчас же пришла к нему. Хватит ли у меня на это храбрости?

– Подождите здесь, – сказала я Хешо и М-Боту. – Я скоро вернусь.

Я вышла в коридор за моей комнатой. Свет, игравший на отделке, показался мне слишком мягким. Коричневый ковер, стены с узором. Я снова закрыла глаза и положила ладонь на стену; на ощупь она была странная – словно бумага. Я привыкла к гладкому металлу или необработанному камню. Закрыв глаза, я медленно двинулась вперед, разыскивая этот разум. Разыскивая моего отца. «Недавно, – послала я мысль, – ты укрепил мои воспоминания о жизни на Россыпи. Ты можешь сделать это снова?»

Любопытство.

«Потому что мне нужно чувствовать себя виноватой, – подумала я, – чтобы заставить себя вернуться».

Ответ, пришедший по этой ментальной связи, поразил меня, словно ударная волна. Это были не воспоминания, о которых я попросила. И не осуждение.

Это было разрешение.

Спокойное, мягкое понимание. Как теплый ветерок, касающийся души. Не слова, но смысл. «Все в порядке. Твоя боль реальна. Твое душевное волнение реально. Ты можешь выбирать. Это нормально».

Это чувство потрясло меня. Я опустилась на колени, склонив голову. Я не ждала этого – но определенно в этом нуждалась. Но ведь мне нужно чувство вины, чтобы двигаться