Приятный кошмар - Трейси Вульф

– В тот вечер, когда я впервые поцеловал тебя.

– Что? – шепчу я.

– Я потерял контроль над собой. – Он сглатывает. – Я потерял себя в тебе и тогда…

И тут мне все становится ясно. Все вообще. Моим худшим кошмаром всегда было исчезновение из моей жизни Каролины – намного, намного худшим, чем какая-то там змея, – и после того, как мы с Джудом поцеловались… Я отказываюсь додумать эту мысль до конца, потому что для этого она слишком ужасна.

– Значит, вот почему ты бросил меня. Не потому, что я тебе безразлична, а потому, что…

– Я люблю тебя, Кумкват. Я любил тебя все эти годы. Но я не могу быть с тобой. Потому что есть возможность, что что-то подобное может случиться снова.

– Ты любишь меня? – повторяю я эти слова, как будто никогда не слышала их прежде. И, если честно, так оно и есть. Не в том смысле, который вложил в них он.

– Неужели тебе действительно надо спрашивать меня об этом? – Он смеется, но в его смехе нет ни капли веселья. – Я люблю тебя так сильно, что мне пришлось полностью вычеркнуть тебя из моей жизни, потому что я знал, что мне не хватит сил находиться рядом с тобой и не хотеть тебя.

– Ты любишь меня, – снова повторяю без всякого выражения. Потому что я почти уверена, что мой мозг исчерпал свои возможности выдерживать откровения. На сегодняшний день, на неделю, на месяц. А может, даже на целый год.

– Я люблю тебя, – говорит он в третий раз за эту ночь и, протянув руку, проводит пальцем по крошечной ямочке на моем подбородке, как делал это прежде.

От этого знакомого жеста к моим глазам подступают слезы – до сих пор я и не знала, как мне не хватало его.

– Я люблю в тебе все, – печально шепчет он. – То, как ты всегда делаешь то, что правильно, то, что справедливо. То, как ты всегда заботишься о других, даже если они этого не заслуживают, – особенно здесь, в школе. То, как ты всегда наливаешь в свой кофе меньше кофе, чем молока, вместо того, чтобы сделать наоборот, и то, что ты никогда, никогда никого не списываешь со счетов. Даже меня.

Слезы наворачиваются на мои глаза, но я сдерживаю их, напрягши всю мою силу воли и часто-часто моргая.

– Поэтому я и должен это сделать, – шепчет он. – Должен отказаться от наших отношений, потому что сама ты никогда на это не пойдешь. Выпускать на волю кошмары, губить жизни… Когда я с тобой, я теряю контроль, и я не могу – и не хочу – допустить, чтобы это случилось снова.

Я понимаю, что он прав. Правда, понимаю. Наше счастье не так важно, как жизни других. Но от этого мне не становится легче, не становится менее больно. И внезапно я не могу сдержать свои слезы, как бы я ни старалась.

Они застилают мои глаза, превращают Джуда – и весь мир вокруг меня – во что-то размытое, туманное, пока мне не начинает казаться, что я вижу все умноженным втрое.

Часть меня удивляется – не может не удивляться тому, что все выглядит именно таким, что все кажется мне именно таким – когда я плачу не в душе. Но остальная часть моего существа не может перестать рыдать на достаточно долгое время, чтобы осознать, что все это значит. Только не теперь, когда осколки моего и без того уже разбитого сердца разбиваются и дальше, и все мои мечты разлетаются в прах.

Глава 57

Три страйка – и ты мертв

– Кумкват, – голос Джуда срывается, когда он проводит большим пальцем по моей скуле, стирая с нее слезы. – Я не могу оставить тебя, когда ты в таком состоянии.

Мне хочется попросить его, чтобы он вообще не оставлял меня, не уходил. Но я не могу. Не тогда, когда, закрыв глаза, я всякий раз до сих пор слышу истошные вопли Евы. Не тогда, когда я не могу не думать о тех годах, которые Каролина провела в тюрьме, притом без всякой причины. И не тогда, когда на мои плечи давит тяжкий груз всего того, что произошло сегодня, – всего того, что пошло так ужасно не так.

И потому я делаю то, что кажется мне невозможным, – перестаю плакать. Вытираю глаза. И говорю ему:

– Все в порядке. Просто иди. Со мной все будет просто улет.

Если такое вообще возможно, он становится еще печальнее.

– Улет? Ты в этом уверена? Ты не имела в виду – в порядке?

Я понимаю, о чем он спрашивает, и мой ответ нет. Я не имею в виду в порядке. Я имею в виду улет. Потому что в эту минуту я чувствую себя чертовски, чертовски ущербной и тревожной. Как и он сам. Так что да.

– Так оно и есть. Я в порядке.

Больше он ничего не говорит, а просто кивает и начинает медленно отступать.

– Клементина! – В муку, связывающую нас, вклинивается голос моего кузена. – О боже, вот ты где! Мы искали тебя везде! Мы переносим открытие портала на более раннее время.

Я заставляю себе оторвать взгляд от Джуда и повернуться к нему. Это самая трудная вещь, которую я когда-либо делала. Потому что я знаю, знаю в глубине моей души, что, когда я повернусь обратно, Джуд уже уйдет.

– Кто такие эти мы? – спрашиваю я, когда мой кузен подходит ближе, хотя уже знаю ответ на этот вопрос.

Он закатывает глаза, но я не обращаю на это внимания, потому что пытаюсь понять, почему он выглядит так странно, хотя я больше не плачу. Неужели это оттого, что я плакала не в душе?

Я моргаю несколько раз, протираю глаза, моргаю еще и еще. Затем снова смотрю на Каспиана.

Но ничего не изменилось. И даже стало отчетливее. Он стал отчетливее.

Отчетливее стали все три его версии.

– Ты в порядке? – спрашиваю я, пытаясь не паниковать.

– Да, со мной все хорошо. – На этот раз тот Каспиан, который стоит в середине – тот, который одет в красное оттенка Школы Колдер и выглядит так, как я ожидаю, – странно смотрит на меня.

– Я не… – Я отрываю взгляд от всех трех его версий и оглядываюсь по сторонам… что оказывается большой ошибкой.

Я и так уже сама не своя после всего, что произошло с Джудом, и от того, что я вижу теперь, мне становится еще более не по