Приятный кошмар - Трейси Вульф

себе. Потому что Каспиан не единственный, кого я вижу в трех версиях. Я вижу так всех.

И все.

Глава 58

Разбивайся и учись

Я моргаю снова.

Но ничего не меняется.

Я тру глаза изо всех сил.

Опять ничего.

Я моргаю еще раз и, когда это не помогает, начинаю паниковать.

Мое сердце начинает бешено биться.

Я забываю, как дышать.

И моя голова – и все мое тело – кажется, вот-вот взорвутся.

Потому что весь мир вокруг меня не просто растроился, что тоже было бы достаточно скверно. Нет, мир, который я вижу, мир, который простирается передо мной, являет собой прошлое, настоящее и будущее.

В одно и то же время.

Тот Каспиан, что стоит прямо передо мной, разговаривая со мной, это мой восемнадцатилетний кузен, к которому я привыкла и который одет в форменную красную пижаму Школы Колдер. Но Каспиан, стоящий рядом с ним, это маленький мальчик с вечно исцарапанными коленками, вместе с которым я когда-то строила шалаши на деревьях. А Каспиан, стоящий рядом с этим мальчиком, представляет собой сорокалетнего мужчину, у которого, что пугает меня, нет кисти одной руки.

Что. Происходит. Черт. Возьми?

– Клементина? – в голосе Каспиана звучит тревога, но я слишком занята, пытаясь понять, что происходит, и одновременно не давая своему мозгу взорваться.

Охваченная отчаянием, сбитая с толку и очень, очень напуганная, я снова поворачиваюсь к центральной аллее, где некоторые из учителей наконец добрались до психологически травмированных учеников, которые то кружатся вокруг своей оси, то ходят друг вокруг друга. Я ищу глазами Джуда – его было бы нетрудно найти, если учесть, насколько он высок и широкоплеч, но везде царит такой хаос, что мне не удается его отыскать.

Честно говоря, я вообще никого не могу найти. Потому что центральная аллея больше непохожа на саму себя. Во всяком случае, на единственную версию себя.

Потому что на нее льет дождь, над ней дует штормовой ветер, ее тротуары разбиты, и она полна еще более разбитых учеников.

Но, когда я моргаю, она также залита солнцем и полна улыбающихся сверхъестественных существ, гуляющих по тротуарам, обсаженным великолепными цветами. Некоторые из них сменили обличье – тут есть волки, леопарды и даже пара летящих драконов, – но также среди них есть ведьмы в старомодных купальных костюмах и вампиры, неторопливо прогуливающиеся под огромными черными зонтами.

Одновременно я вижу и множество других людей, людей, которых я не узнаю, и поскольку они одеты в обычную одежду, а не в школьную форму, я начинаю гадать, откуда они взялись. Тем более что тротуар, по которому они гуляют, не разбит. И они не выглядят напуганными. И нет никакого дождя.

ЧТО ЖЕ ПРОИСХОДИТ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ?

Я прижимаю руку к своему неистово колотящемуся сердцу, пытаюсь втянуть воздух в свои словно схлопнувшиеся легкие. И, похоже, мне это удается, потому что мир вокруг меня не погружается в темноту. О чем я здорово сожалею, потому что в эту минуту я вроде как хочу, чтобы это произошло.

– Твоя мать хочет, чтобы я привел тебя к ней, – говорит один из Каспианов, с беспокойством глядя на меня. – Она сейчас на пляже, надзирает за порталом. Она сказала, что мы покинем остров раньше первоначально намеченного срока.

Если учесть, что здесь происходит, я ничуть не удивлена тем, что она хочет, чтобы мы убрались отсюда так быстро, как только возможно. Но это не решает мою собственную проблему.

Я закрываю глаза и заставляю себя успокоиться, что совсем нелегко. Я делаю еще один вдох, обещаю себе, что, когда я открою глаза, все будет хорошо, и делаю медленный выдох.

Но, открыв глаза вновь, я вижу, что вокруг по-прежнему царит хаос, что в мире по-прежнему все вверх дном. С минуту я пытаюсь не обращать на это внимания, старательно избегая смотреть на что-либо или кого-либо помимо восемнадцатилетнего Каспиана. И спрашиваю:

– Но что насчет…

У меня нет слов, и я делаю широкий взмах рукой, слишком ошеломленная всем, что только что произошло, чтобы даже попытаться подыскать подходящие слова, чтобы заговорить о смерти Евы. И Бьянки. И многих, многих других.

Однако, к счастью, Каспиан понимает.

– В последние полчаса мы строили планы относительно того, как справиться со всем этим. В общежитии царит такая каша… – его голос срывается, но он прочищает горло и пытается снова.

– У нас есть списки, и мы будем отмечать каждого ученика, который войдет в портал, чтобы гарантировать, что мы нашли… всех остальных. Мы никого не оставим здесь, Клементина, клянусь.

– Ева… – Теперь голос срывается уже у меня, и у Каспиана делается такой вид, будто ему хочется заплакать вместе со мной. Остальные две его версии – прошлая и будущая – занимаются своими собственными делами: Каспиан из будущего скроллит свой телефон, а маленький Каспиан подбрасывает крошечный резиновый мячик.

– Мы возьмем с собой ее тело, – обещает он мне, прочистив горло. – Мы разыщем и переправим через портал всех. Но мне надо доставить тебя к твоей матери, пока она окончательно не слетела с катушек.

Я киваю, потому что понимаю, что он прав. Какими сложными ни были бы мои отношения с моей матерью – а они чрезвычайно сложны, – я испытываю такое же облегчение оттого, что она жива, что кошмары не убили ее.

– Джуд? – спрашиваю я, и у меня опять пресекается голос, потому что от одного звука его имени меня опять пронзает боль. Я не могу поверить, что все закончится вот так. Только не после этих десяти лет. Не после всего того, что мы пережили вместе. И не после того, как он наконец сказал мне то, что я так долго хотела услышать.

Он любит меня. Джуд любит меня. Но вместо того чтобы быть со мной, он уходит от меня – притом на этот раз навсегда. А я остаюсь стоять здесь, сломленная, с разбитым сердцем, в мире, в котором больше ничего не имеет смысла.

– Мой отец только что разыскал его, – тон Каспиана мрачен. – Он рассказал мне, что Джуд, должно быть, потерял контроль над множеством кошмаров.

– Ты знаешь? – выдыхаю я. Меня пронизывает ужас, когда мы начинаем спускаться по ступенькам крыльца бунгало. Потому что теперь, когда моей матери и дяде Кристоферу известно, что Джуд потерял кошмары, я не знаю, что они собираются сделать. Но что бы это ни было, в этом наверняка не будет ничего хорошего. И часть меня не может отделаться от мысли, что в этом может фигурировать Этериум.