Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

вы принимали у себя следователя, а, значит, болтали лишнее.

— Но Вольф вызовет меня в полицию.

— Ваше условие твердое: если он желает получить ценную информацию, пусть отправляется к Распятию. Разговор без свидетелей. Вся наша полиция при мне.

— И что я должен говорить следователю?

— Как что? Святую правду! — воскликнула Эллин. — О том, как вы включили рубильник и сожгли Тома Шеффилда! Выполнив обязанности палача.

— Понятно, — рассмеялся Кроушед, воспринимая ее слова как озорную шутку.

— А теперь займитесь леди Удайт. Основательно займитесь.

Положив трубку, Грей устало взглянула на стоявшего рядом и млеющего под ее сексуальными ласками подполковника. Сейчас ей было явно не до Нэвэла. Но в то же время теперь подполковник напрямую связан с ее «сценарием бытия», а следовательно, как всякий мужчина, прежде чем сыграть свою роль, имеет право почерпнуть вдохновения в ее ласках.

— Проклятые следователи и палачи, — вздохнула она, приседая на стул и решительно расстегивая брюки Нэвэла. — Из-за них некогда как следует поласкать любимого мужчину.

28

В этот раз доктору Вермейлю удалось настигнуть Коллина своим телефонным звонком в тюрьме «Рейдер-Форт», в бывшем кабинете Согреда, который он теперь временно занимал. О том, чтобы назначить его начальником, не могло быть и речи. Это понимали все, в том числе и Коллин, поэтому сам к себе он относился с той долей снисходительности, с какой всякий здравомыслящий человек относится к своему неожиданному и неоправданному вознесению в чине. Сам тот факт, что он оказался в кресле Согреда, представлялся майору откровенным недоразумением. Тем не менее голос у него неожиданно приобрел властность. От нытья вечно больного человека в нем не осталось и нотки.

— Простите, господин Коллин… У меня все тот же вопрос: мисс Эллин грей пока еще на острове?

— Могли бы спросить определеннее: «Она все еще живет в вашем доме?»

— А она действительно все еще живет в вашем доме? — ничуть не смутился доктор.

— Для этого я выделил ей целый флигель. Она понадобилась вам как пациентка? Нет, как адвокат?

— Если бы вы спросили «как женщина» — то и эту формулировку я воспринял бы, как вполне естественное любопытство. — Доктор был не из тех, кого легко можно вогнать в гнев или хотя бы выбить из колеи. Чувствовалась закалка психиатра. — Как она ведет себя?

— Что вы имеете в виду?

— На Рейдере не происходит никаких особых событий? Имеются в виду интриги, загадочные убийства, исчезновение людей?

— Начни я перечислять все, что произошло на острове за то время, которое мисс Грей находится на нем, — все эти происшествия вы списали бы на ее козни?

Доктор замялся, и Коллин терпеливо прислушивался, как он шуршит лежащими рядом с телефонным аппаратом бумагами.

— Склонен был бы приписывать ей — скажем так.

— И каковы, в таком случае, были бы ваши действия?

— Насколько я понимаю, любопытство ваше не праздное?

— Как и ваше.

— Я — лечащий врач мисс Грей, — жестко напомнил Вермейль. — А это — особая категория больных, которых мы обязаны точно так же постоянно держать в поле зрения, как и больных СПИДом, или как полиция — отпетых рецидивистов. В этом мой профессиональный долг, если только в среде тюремных служащих сие понятие еще не потеряло своего первоначального смысла.

— И все же, каковыми были бы ваши действия, если бы заподозрили, что здесь произошла лавина странных убийств? Обратились бы со своими предположениями в полицию?

В этот раз доктор почти обижено посопел в трубку, и пауза, которой он пытался охладить Коллина, была сродни паузе ребенка, принципиально не желающего говорить с обидевшим его взрослым.

— Мы никогда не заявляем в полицию на своих пациентов. Одно из наших правил. Иное дело, что бывали случаи, когда, по просьбе полиции, нам приходилось выступать в роли консультантов или, если хотите, контактеров, с помощью которых полицейские могли достаточно эффективно общаться с находящимися под подозрениями больными.

— Смею предположить, что полиция не одобряет вашего рыцарства. Впрочем, не мне вмешиваться в ваши отношения. Вся эта история с адвокатом Эллин Грей интересует меня лишь постольку, поскольку поможет выяснить кое-какие подробности, связанные с гибелью моей дочери. Соответствующий гонорар уже направлен вам по почте.

— Подтверждаю это.

— Оставшуюся сумму я готов…

— Не сомневаюсь, — перебил его Вермейль. Очевидно, он действительно принадлежал к той окончательно вымирающей популяции лекарей старой закваски, для которых, прежде всего, важна была медицинская сторона их практики, и при решении финансовых проблем они все еще чувствовали себя неловко. — Я, собственно, потому и позвонил вам… Не состоялось ли между вами и Грей разговора о событиях из ее прошлого?

— Разговор состоялся, однако он ничего не дал. Грей не склонна была распространяться о своем прошлом. Так, несколько фактов, которые, в общем-то, подтверждают версию самоубийства дочери да попутно преподносят ее не с лучшей стороны.

— Даже так? Она пытается нелестно отзываться о Кэтрин Астор?

— Во всяком случае, не желает, чтобы у меня сложился несколько идеализированный образ дочери.

— Странно. Мне-то казалось, что между вами установились более или менее доверительные отношения.

— Как же, очень «доверительные»! — хмыкнул Коллин. — Он вспомнил, как соблазнял Эллин в душевой, их странные сексуальные упражнения под струями воды… Не хотелось бы ему, что бы Вермейль когда-либо узнал о них. — С чего вдруг такая надежда?

— Видите ли, господин майор… Поскольку вы просили вплотную заняться делом Астор-Грей… только поэтому смею предположить, что в данном случае мы имеем дело все же не с Эллин Грей, а с Кэтрин Астор, психологически перевоплотившейся в Грей. Почему вы замолчали?

Коллин попросту не в состоянии был ответить. Горло, легкие, сама грудь астматически сжались, и он уже не мог справиться с собой.

— Подобное предположение вы уже высказывали.

— А теперь заявляю, что убедился в этом.

— Только заявляете как-то слишком уж неубедительно, — едва слышно пробубнил он.

— Не спорю, основного, главного доказательства у меня пока нет. Но существуют косвенные улики и предположения.

— Идите вы к черту со своими «косвенными уликами и предположениями»! — вдруг взорвался Коллин. — Между прочим, я плачу вам не за какие-то там «косвенные улики», и уж тем более — не за ваши ни цента не стоящие «предположения»!

— Успокойтесь, господин майор.

— Это вы успокойтесь. Чувствуете, что не в состоянии добиться чего-либо на этом поприще — так оставьте нас в покое!

— «Нас»? То есть вы имеете в виду себя и Эллин Грей?

— Мои собственные «косвенные улики и предположения» начали убеждать меня, что вы, доктор Вермейль, не только не способны вылечить ни одного из своих пациентов, но даже определить, кто есть кто.

— Считаете,