Под прусским орлом над Берлинским пеплом - ATSH

от партийцев, — признался я. — Они бы могли помочь мне, организовать побег, подкупить кого нужно. У них есть связи, есть деньги.

— А ты им писал? — поинтересовался Кристоф, внимательно наблюдая за мной.

— Писал, конечно, — ответил я и, опустив плечи, тяжело сел на свою кровать.

— И что? — Кристоф вопросительно приподнял бровь, явно ожидая продолжения.

— Ничего, — я горько усмехнулся. — Полное молчание. Из всех моих знакомых, только Рой пришёл на суд. Больше никого не было.

— Рой — это тот мальчик? Твой брат? — уточнил Кристоф.

— Да, он. Только он не родной мне брат, а названый.

— Странно, — протянул Кристоф, задумчиво потирая подбородок. — Обычно за своих борются. Со мной в прошлой тюрьме сидел один социалист, так его товарищи по партии вытащили, организовали побег. Я вообще слышал, что партия у вас довольно живенькая, активная, своих в беде не бросает...

— Может быть, они думают, что это я убил Агнешку? — вдруг осенила меня страшная догадка. Эта мысль, как молния, пронзила моё сознание, заставив похолодеть от ужаса. — Если они действительно так думают, то мне и ждать от них никакой помощи не положено. Тогда, в их глазах, я не идейный борец, не политический заключённый, а самый настоящий преступник, убийца. И, значит, они не станут за меня бороться.

— Что за Агнешка? Ты что-то побледнел. Всё хорошо? — в голосе Кристофа слышалось беспокойство.

Но я уже не слышал его вопросов. Мысли затянули меня в пучину собственных переживаний.

"Неужели они не будут разбираться?" — сверлила мозг единственная мысль. "А может, как раз, разбираются, поэтому не могут связаться?" — появилась робкая надежда. "Но я бы тогда получил письмо с вопросами," — тут же разбил ее холодный рассудок.

— Эй! Эй! — Кристоф щёлкнул пальцами прямо перед моим лицом, возвращая меня к реальности. — Если у тебя никого нет, то я просто попрошу жену присылать побольше сигарет, чая. — в его словах чувствовалась уверенность и готовность действовать. — На работе расценим обстановку и узнаем, кто всё добывает. Прорвёмся, если не будем сидеть сложа руки, — подбодрил он, и в его глазах зажёгся огонек решимости.

— Ты женат? — удивлённо спросил я, отрываясь от собственных мыслей.

— Конечно, — Кристоф улыбнулся, в глазах его заплясали теплые искорки. — У меня замечательная жена. Лора, — он ловко, будто фокусник, достал из кармана потёртую фотографию и протянул мне. На ней была изображена молодая девушка с густыми, блестящими русыми волосами, убранными в незатейливую прическу, и весьма миловидным круглым, довольно щекастым лицом, которое освещала застенчивая улыбка.

— Эта дама меня с ног свалила, когда я её увидел, — Кристоф мечтательно прикрыл глаза, на его губах играла нежная улыбка. — Сразу понял, что моя, что никогда в жизни не отпущу. А как она поёт... — он восторженно вздохнул, — Заслушаешься!

— А ребёнок есть? — я с любопытством разглядывал фотографию, пытаясь представить себе голос Лоры.

— Нет, пока нет, — Кристоф пожал плечами, ничуть не смутившись. — Но какие мои годы? — он подмигнул мне, и в его взгляде промелькнула озорная искорка.

— А сам откуда? Чем занимался, кроме анархизма? — я вернул ему фотографию, которую он бережно убрал обратно в карман, ближе к сердцу.

— Я из семьи потомственных военных, — начал Кристоф, постукивая пальцами по колену, словно отбивая какой-то только ему ведомый ритм. — Мне тоже, сам понимаешь, пророчили быть генералом, носить ордена, красоваться на парадах, — он усмехнулся, покачав головой. — Я-то, конечно, пошёл в армию, куда деваться? Вот только познакомился там с одним... как бы это сказать... увлечённым человеком, анархистом, — Кристоф сделал многозначительную паузу, выразительно подняв бровь, — ну и пошло-поехало. Завертелось.

Он замолчал, задумчиво глядя перед собой, будто заново переживая те судьбоносные события. Поделившись своей историей, он казался немного уставшим, но в то же время воодушевлённым. Взамен на его историю, я рассказал свою, снова погрузившись в недра горьких воспоминаний. Кристоф слушал на удивление внимательно, откинувшись на спинку кровати и сцепив руки в замок, с большим неподдельным интересом в глазах, которые, казалось, впитывали каждое моё слово. Будто моя жизнь была для него некой неизведанной географической картой, которую он с жадностью исследователя изучал, подмечая каждую деталь, каждую извилину и каждый поворот. Он даже не шевелился, боясь упустить хотя бы один момент, лишь иногда медленно кивал, словно отмечая про себя особо важные моменты моего рассказа.

— Это нормально, что все эти смерти прошли, не оставив заметного следа. Было бы хуже, если б наоборот, — Кристоф задумчиво провел рукой по волосам, приглаживая непослушные пряди. Вдруг его взгляд изменился. Глаза потемнели, в них заплескалась тяжёлая, вязкая тьма. Если бы горе было жидкостью, то именно так оно выглядело. Как капля нефти, густая и непроницаемая. — Наш командир был ярым консерватором и вообще не принимал никакие иные взгляды, кроме своих. Он даже не капиталистом был, а феодалом, вот насколько он застрял в далёком прошлом, — Кристоф криво усмехнулся, в его голосе прозвучали горькие нотки. — Он осуждал французскую революцию и вообще прочие изменения в обществе. А сам при этом имел самый отвратительный характер из всевозможных, — он сжал кулаки, на костяшках пальцев побелела кожа. — Не чурался и руку на солдата поднять, и любил заставлять нас всячески унижаться. Он возомнил себя императором нашим, и мы должны были в ногах его ползать и лебезить лишь бы получить то, что нам итак полагается. Вано, мой друг, грузинский анархист, конечно, с этим был не согласен, — в голосе Кристофа послышалась теплая грусть. — Он поднял нас на маленькое восстание. Мы добились, чтобы нас уважали. Командир не на шутку испугался, — Кристоф усмехнулся, вспоминая. — Мы так были горды своими успехами. Командир начал общаться с нами как с людьми.

Кристоф на мгновение замолчал, переводя взгляд на окно. За решетками ветер колыхал желтевшую берёзу.

— Но счастье длилось недолго. На одном из учений мы проверяли мины, мы изучали их как сапёры, — его голос стал тише, а взгляд затуманился. — Мы все посмотрели этот деревянный ящик, всё шло как надо. И потом настала очередь Вано. Мина, по идее, была обезврежена.