Падение Башни Искушения - Аньинь Ду

взяла со стола складной веер, украшенный самоцветами, и пустилась в пляс, кружась по комнате. Хуаньпэй застучала палочками по фарфоровой пиале, подбадривая госпожу.

– Талантливый человек, выпив один доу вина, может написать сотню стихотворений, а у меня вдохновение после трех чарок появилось!

Шатаясь, Сюэи танцевала на гладком полу, читая стихотворение, родившееся у нее под влиянием вина:

В ожиданье чудной ночи не могу сомкнуть глаза,

Что за радость ждет меня, что несет мне из-за гор

Налетевший теплый ветер?

Он раскачивает шторы,

Он колышит жемчуга, что свисают с потолка,

А они о стены бьются.

В свете месяца в покоях все никак мне не уснуть,

Вновь и вновь я слышу голос,

Вновь и вновь велит он мне

Ждать, пока не наберутся силы жизненной цветы,

Что еще не распустились.

Но, увы,

Возвращенья не дождавшись,

Пышно сад весной зацвел.

Закончив декламацию, Мэй Сюэи развернула на столе тонкий шелк для каллиграфии цвета зеленых бобов и, стремительно размахивая кистью, в едином порыве закончила работу. Отбросив кисть, она пошла мыть руки и громко спросила:

– Хуаньпэй, как ты оцениваешь пусамань[98], что я написала?

– Превосходно, госпожа! А еще что за радость приближается? – заплетающимся языком спросила Хуаньпэй. Она тоже порозовела от вина, а из уголка ее рта тянулась струйка слюны.

– Глупая, откуда тут радости взяться?

Мэй Сюэи внезапно остановилась и запрокинула голову – ее глаза были полны слез. Простояв так в оцепенении какое-то время, она ничком рухнула на стол и скорбно взвыла. Сюэи никогда прежде не теряла самообладания при Хуаньпэй, но, выпив на пустой желудок, она сильно опьянела, а потому сознание ее помутилось. Под воздействием алкоголя она принялась обвинять названого отца, упрекать, что его план неудачен, что незачем было отправлять ее во дворец. Он же знал, что она обладает благородным и независимым характером, а значит, не сможет заискивать перед его величеством и угождать ему. Будто названому отцу самому жена не нужна! Осознав свою ошибку, он решил попытаться исправить ситуацию и отправил во дворец Цинь Хуа, сказал, что нужно лишь дождаться, когда та станет императрицей, а уж тогда он будет ходатайствовать о том, чтобы его величество отпустил ее из дворца и позволил вернуться в Шитоучэн, чтобы ухаживать за престарелым родителем. Тогда-то они и заживут счастливо.

«Отец, сколько же мне еще ждать?» – горестно воскликнула она про себя, сохраняя последние остатки трезвости. Боль от любовной связи с названым отцом она могла лишь глотать, смешав со слезами, это был секрет, который никто не должен был знать.

Человеческая жизнь полна страданий и отнюдь не коротка, есть ли хоть какая-то надежда? Если бы не истинная любовь, связывавшая ее с названым отцом, если бы не мечты о счастливой совместной жизни, она бы не выдержала тех мук, что приносили ей тишина и запустение Дворца Морозных Облаков. От этих мыслей ее голова раскалывалась от боли, сердце обливалось кровью и ее начинало мутить. Все, чего она хотела, – это напиться до бесчувствия, повернуть время вспять, никогда не взрослеть и вместе с названым отцом управлять Шитоучэном.

Тут она увидела его. Весь покрытый инеем, могучий и пышущий здоровьем, Юйчи Гун подошел к ней с распростертыми объятиями:

– Сюэи, как долго ты ждала, это все моя вина.

Она кинулась ему на руки, крепко обняла, не желая отпускать.

– Пообещай мне, что больше не оставишь меня.

– Обещаю, Сюэи, я никогда не брошу тебя. – Горячие поцелуи Юйчи Гуна подобно каплям дождя обрушились на ее глаза, губы, лоб, а она радостно отвечала на них.

– Пообещай мне, названый батюшка, что ты не покинешь меня, никогда не оставишь одну, – снова и снова жалобно просила Сюэи.

– Госпожа Мэй, проснитесь! Госпожа Цинь пришла проведать вас.

Голос Хуаньпэй разбудил Сюэи. Открыв глаза, она обнаружила, что изо всех сил сжимает расшитую подушку, и тут же быстро отбросила ее. Цинь Хуа сидела напротив нее с пораженным видом, наверняка услышала, что она говорила во сне. От стыда Мэй Сюэи бросило в жар, и она поспешно поднялась, стараясь прикрыть свой позор.

– Сестренка, в котором часу ты пришла? Отчего же не предупредила? А я так некстати напилась, выставила себя на посмешище.

– Главнокомандующий Юйчи Гун прислал во дворец ледяных горных козлов. Я думала еще прошлой ночью прийти и вместе поужинать, излить нашу тоску по дому. Однако его величество настоял, чтобы я составила ему компанию, он отпустил меня только на рассвете, и я сразу направилась к вам, – обиженно пожаловалась Цинь Хуа.

От ее слов у Мэй Сюэи на душе кошки заскребли. С чего Цинь Хуа красуется перед ней, кичится тем, что император благоволит ей?

– Благодарю сестренку за заботу. Не передал ли названый батюшка какой-нибудь весточки? – спросила Мэй Сюэи.

Встав на ноги, она тут же укуталась в накидку из черного лисьего меха. Хуаньпэй поднесла медный таз с горячей водой, Сюэи прополоскала рот с солью и протерла лицо теплым полотенцем, а затем вернулась на свое место.

– Ты и так все знаешь: все так же торопит меня поскорее…

Цинь Хуа осмотрелась по сторонам и взмахом руки приказала своей служанке Моюй отойти подальше. Только после этого она придвинулась к Мэй Сюэи и прошептала ей на ухо:

– …стать императрицей.

Мэй Сюэи почувствовала запах ее тела: какой-то удивительный аромат смешивался с запахом, который появляется после ночи с мужчиной. Не удержавшись, она представила себе Цинь Хуа и государя, не способных оторваться друг от друга во время любовных утех, и тут же ощутила, как внутри вздымается волна сильнейшей неприязни. То были ревность и отвращение.

– Названый батюшка слишком нетерпелив и строит немыслимые фантазии, неужели он думает, что это так легко? Ты только вошла во дворец, еще не закрепилась здесь, не понесла от его величества, на каком основании ты должна стать императрицей? – презрительно фыркнула Сюэи.

Затем она открыла шкатулку с косметикой, вынула оттуда шарик румян размером с горошину и принялась растирать его в ладони.

– Сестрица, что это с тобой? Твой названый батюшка также передал, что после того, как я стану императрицей, он обратится к его величеству с просьбой позволить тебе вернуться в Шитоучэн. – Белая кожа Цинь Хуа почти просвечивала, в ее лисьих глазах сверкали похожие огоньки ревности.

Неужели Цинь Хуа догадалась о ее тайной любви с названым отцом? Мэй Сюэи не смела и думать об этом. Она отвернулась и переменила тему:

– Хозяйка Башни