Имидж старой девы - Елена Арсеньева

– Да, врал он как сивый мерин. Не пять у него оказалоськомнат, а только две. К тому же угловые, а значит, клетушки. Прихожая вообщедва шага на три, где мне в таком масштабе развернуться? Я поглядел – ну иговорю ему этак вежливенько: извините, мол, не возьмусь я у вас работать. Я кмасштабу привык, а у вас-то вон какая жилплощадь. Времени потрачу море, азаработаю чуть. «Да, – кивает этот змей, – и сигнализации у меня нет, отключатьничего не надо будет». Это в каком же смысле, спрашиваю? Думаю, что такое несетмужик?! А он: «Вы ведь, Александр Васильевич, не потому отказываетесь у меня работать,что простора нет или, к примеру, хлопот много. Вы своим наметанным глазомвещички мои окинули и поняли, что вряд ли отсюда чего толкового вынесешь! Этоведь не то, что у Ивановых или Петровых, где я вашу работу видел и где квартирыпосле ваших там трудов оказались подчистую ограблены!» Я просто обмер от такойнаглости. А Симанычев и говорит: «Интересное дело получается, АлександрВасильевич! Я тут несколько дней в библиотеке провел, в зале периодики, во всейместной прессе уголовную хронику перелистал. Выписал несколько фамилий, навелсправки. Кое-где в милиции подмазал, на лапу дал, чтобы получить информацию. Ивывел интересную статистику! Как минимум пять квартир, где прихожие отделывалдеревом великий мастер Александр Васильевич Кича, были после этого виртуозноограблены. Сигнализацию отключали так, как надо, брали самые хорошие вещи,причем нигде ничего не раскидывали, словно заранее знали, где что лежит…» – «Ахты вошь, – говорю ему, – ты в чем же меня обвиняешь?! Я тебе что – вор? Да яодин в этих квартирах оставался, да там хозяйки свои бриллианты на столераскидывали, деньги от меня не прятали – я ничего не брал. У меня руки небосьотсохнут скорей, чем я к чужому прикоснусь! А ты меня вором называешь?» –«Помилуй бог, – вежливенько отвечает Симанычев, – и в мыслях у меня такого небыло! Вы не вор! Вы – наводчик воровской. Во все квартиры, где ладили прихожие,навели воров. Но сами – да, чужого не трогали никогда. Отсюда и было у людей квам такое безусловное доверие! А зря…»

Полез я на него с кулаками, но он говорит: «Не усугубляйтеситуации, Александр Васильевич! Не то вас еще и за нанесение телесныхповреждений привлекут. Думаете, я не подстраховался? Все доказательства у менясобраны и находятся в надежном месте. Случись со мной что – и они окажутся вмилиции. Однако же я готов закрыть глаза на ваши шалости, если вы… нет, небойтесь, пресекать вашу преступную деятельность я не намерен и сообщников вашихвыдавать тоже не потребую. Но вы должны мне за молчание пять тысяч долларов.Можно «зелеными», можно в рублях по курсу».

На пленке записался также тяжелый, обреченный вздох Шурика.

– Это все? – послышался голос Бергера.

– А что, мало? – ответил Шурик.

– Что же насчет Малютина скажете? И той женщины? – сновараздался голос Бергера, а Шурик в ответ ему – с плачущей интонацией:

– Насчет Малютина я ничего не знаю. Хотите – у негоспрашивайте. И насчет женщины не ведаю. Какой вообще женщины? Кто она такая? Незнаю я ничего, понятно? Меня вы поймали, ну вот и подавитесь!

На этом запись кончилась.

Малютин какое-то время смотрел на диктофон, но тутподсуетился Бергер – убрал полезную вещицу, чтобы не искушать малых сих. Насчеткопии – это ведь была чистейшей воды выдумка, не было у него никакой копии.Просто он знал заранее, что не станет Малютин совершать глупостей. Крепок онбыл, не в пример крепче Шурика, и крепость эту предстояло еще сломать.

Виктор Сергеевич вздохнул, поднял глаза…

– Признание обвиняемого – царица доказательств, так? –усмехнулся он Шурику углом рта. – Ну и чем они тебя дожали?

– Прости, Сергеич! – чуть ли не всхлипнул Шурик. – Ядержался как мог, но, когда они стали давить этим взрывом, этим мобильником всумке…

Малютин встревоженно обвел глазами троицу незваных гостей:

– Секунду. О каком мобильнике идет речь? И что за взрывимеется в виду? Ничего не понимаю!

Мы могли бы служить в разведке,

Мы могли бы играть в кино!..

Если бы Бергер не был в этой истории лицом заинтересованным,он бы зааплодировал начальнику аэропортовского СБ.

На лице у Шурика мелькнул проблеск надежды, а Кириллвозмущенно закричал:

– Я видел, как мобильник опустили в сумку!

– Неужели? – вскинул брови Малютин. – Видел? Сам?! Ну надоже…

Странно. Почему-то Кирилл при этих словах слегка покраснел.Бергер насторожился, вдруг почуяв неладное.

– Почему я должен тебе верить? – холодно спросил Малютин. –Кто может подтвердить твои слова?

– Со мной была девушка! – выкрикнул Кирилл. – Знакомая моя!Она тоже собиралась в Париж и, видимо, улетела.

– Ну, привет… – развел руками Малютин. – В Париж улетела. Даможет, она и не видела ничего!

– Она-то как раз видела! – запальчиво заявил Кирилл. –Она-то мне и сказала про то, что этот вот, – злое движение подбородком всторону Шурика, – сунул мобильник в сумку той дамы.

«Ох-хо!» – чуть не вскрикнул Бергер и немедленно взмолился,чтобы Малютин не заметил этой глупейшей, роковой обмолвки. Но было поздно!

– Она тебе сказала? – подался Виктор Сергеевич к Кириллу. –Ах вот оно что… Девушка, значит, тебе про телефончик сказала, а ты сам,выходит, ничего не видел?!

Кирилл сверкнул глазищами… и ничего не возразил. Лицо егосделалось по-мальчишески растерянным, и Бергер несколько раз незаметно, унылокивнул.

Все. Карты-козыри отыграли свои позиции у наглого джокера.Удача повернулась к нему спиной из-за… из-за оробевшего валета.

Бергер верил Кириллу, понимал, что дело тут нечисто, иначеМалютин не вывел бы парня из зала и не попытался бы его изолировать хотя быненадолго, – но сейчас прения с этим серым волком по имени Виктор Сергеевичмогли продолжаться до бесконечности. Это был очень сильный противник, и Бергерпонимал, что позиции Малютина пока непоколебимы. Что ему мешает сказать, будтов аэропорту проводилась учебная тревога по отработке действий службыбезопасности в случае возможной угрозы теракта? Бергер на его месте так ипоступил бы. А потом бы предложил Кириллу хорошего отступного…

Жизнь научила его быть циником и реалистом. Это расследуядело Риммы Тихоновой, он готов был небо и землю перевернуть, чтобы доказать,что черное – это черное. Но то же самое расследование научило его, что частобывает наоборот и с этим приходится смириться, ибо, как давным-давно усвоилследователь Бергер, слово «законность» не есть синоним слова «справедливость»!