Имидж старой девы - Елена Арсеньева

– О! Бонжур, мадам Есени́н! – галантно произносит«пират», неотрывно глядя на мои ноги, точнее, на то конкретно место, где онисоединяются с бедрами. Причем это место – не сбоку… И не сзади… Кажется, я все-такиеще недостаточно похудела. Похоже, Аринины джинсы мне по-прежнему чрезмерноузки…

Очевидно, в эту лавочку не очень часто захаживают известныерусские писательницы! Седой джентльмен уже не столь внимательно вчитывается встаринные письма. Он тоже косит глазом в мою сторону, но, как человеквоспитанный, делает вид, будто вовсе и не прислушивается к нашему разговору.

– Мадам Алена́ работает сейчас над новым романом,который посвящен пребыванию в Париже русского императора – Александра Первого,– вещает Бертран. – Вернее, той романтической истории, которая сопутствовалаего знакомству с Жозефиной Бонапарт, бывшей женой Наполеона и бывшейимператрицей.

– Романтическая история? – повторяет «пират», глядя своимивыпуклыми глазами теперь уже на мою грудь. – А что, там была какая-торомантическая история? С чего вы взяли?

– Ну, об этом упоминает, к примеру, Ги Бретон, – небрежнопроизношу я, с великой признательностью вспоминая моего начитанного бо фрэр. –И многие другие историки. Не зря говорят, что, именно повинуясь любви кЖозефине, Александр отменил военную контрибуцию и сохранил за семействомБогарнэ такие привилегии, которые привели в негодование аристократию и Бурбоноввообще.

– Ну и чего бы вы хотели? – ухмыляется «пират». – Чтобы явозместил убытки, которые из-за вашего влюбчивого императора потерпела Россия?Ха-ха-ха!

Собственная шутка нравится ему просто-таки чрезвычайно, и ондовольно долго покатывается со смеху.

Господи, какой глупец, оказывается! Я-то полагала всехантикваров образованными людьми! Я их, правда, знаю мало, но вот возьмите хотябы Алика Фрунзевича из магазина «Берегиня», что в Нижнем Новгороде на Покровке.То, чего не знает он о кузнецовском, к примеру, фарфоре, просто не стоит изнать! А этот… Правда что: барыга – он барыга и есть.

Мы с Бертраном чувствуем себя по-дурацки. Да, зря он меняпослушался… Это была моя выдумка, это я переусложнила нашу легенду. Бертранпредлагал изобразить просто случайных посетителей, интересующихся работами ЛуиПоля Вернона, а я начала крутить-вертеть. Совершенно по классику:«Образованность хочут показать!» И вот вам результат.

Ну, пора поставить на место этого криминального хама!

– Если вы не в состоянии разговаривать нормально, безидиотских шуток, то мы можем покинуть эту лавчонку! – произношу я свеличественным видом. – Мне говорили о вас как о человеке, среди клиентов которогоесть люди, интересующиеся этим периодом истории.

«Пират» преображается на глазах. Его горбатый носнепостижимым образом вытягивается, приобретая удивительное сходство с лисьим.Ноздри раздуваются.

– Миль пардон, мадам! – отвешивает он поклон, весьманапоминающий придворный реверанс. – Я приложу все усилия, чтобы исполнить любоеваше желание. Соблаговолите только приказать! Что вас интересует? Документыначала девятнадцатого века? Частные письма? Добыть их сложно, однако возможно.Боюсь, конечно, они будут стоить огромных денег…

– Я не стеснена в средствах, – делаю небрежный жест. – Номне нужны не собственно документы. Мне нужны услуги эксперта.

– Историка, вы имеете в виду?

– Нет, эксперта-антиквара, который может удостоверитьподлинность одного документа, который попал ко мне совершенно случайно. Это… помоим предположениям, это дневник камеристки Жозефины.

– Вы имеете в виду Клер де Ремюза? – вдруг слышу я легкийголос, напоминающий дуновение ветра вечности. О, да это заговорил клиент«пирата»!

Спасибо за вопрос! Прямо в яблочко! Какое счастье, что яуспела-таки пролистать дневник!

– Мадам де Ремюза была одной из приближенных дамимператрицы, – изрекаю я со знанием дела. – Речь же идет о дневнике еекамеристки по имени Жизель.

– Пардон, мадам! – говорит клиент «пирата», поворачиваясь насвоей крутящейся табуретке.

Я вижу его лицо, изрезанное морщинами. Твердый подбородок,подпертый крахмальным воротничком, бакенбарды… Вид франтоватый иинтеллектуальный одновременно. Такое ощущение, что на меня смотрит ожившийпортрет начала девятнадцатого века! И я уже где-то видела этот портрет. Тольконе помню, где и когда. В Лувре? В Историческом музее? Просто в сборникепортретов минувших эпох?

– Позволю себе с вами не согласиться, – возражает он. –Боюсь, вы введены в заблуждение, стали жертвой мистификации! Ведь дневник Жизелиде Лонгпре – не более чем литературно-исторический миф.

– То есть как это? – теряюсь я.

– Да так. Вы слышали, конечно, о прекрасной Елене, из-закоторой погибла Троя? Многочисленные мифы говорят о ее невероятной красоте,однако не сохранилось ни одного, подчеркиваю, ни единого конкретного ееописания: цвета волос, цвета и разреза глаз, формы носа, фигуры, роста… Мызнаем только, что Елена была прекрасна.

А ведь он прав, ей-богу, прав, размышляю я. Ни у Гомера, ниу Вергилия, вообще ни у кого нет портрета Елены. Как это там, у Юрия Кузнецова?

Гомер, слепой певец богов,

Донес из темноты

Вздох потрясенный стариков,

Но не твои черты…

– На примере Елены Троянской мы имеем прекрасную иллюстрациюк известному выражению: «Короля играет свита», – продолжает изысканныйгосподин. – Так вот, дневник Жизели де Лонгпре – нечто вроде портрета Елены. Онем слышали, его ищут, им желают обладать, некоторые даже ссылаются на него –но его никто и в глаза не видел. И когда начинаешь всерьез расследовать ту илииную ссылку, выясняется, что она основана на каких-то словах Жизели, которая,как известно, не покидала бывшую императрицу до последних минут жизни. То естькто-то кому-то сказал, будто Жизель говорила то-то и то-то. Дело доходит досовершенно скандальных, просто-таки непристойных обвинений людей, которыеотдали жизнь преданному служению Франции, для которых судьба государства быладороже собственной жизни. Ссылаясь на дневник Жизели де Лонгпре, их обвиняют встрашных прегрешениях. Слухи плодятся и размножаются, а ни опровержения, ниподтверждения им не найти. Например, так называемая мемуаристка ФрансуазаПелапра, бывшая любовница Наполеона…

– Кажется, мадам Алена, перед вами именно тот эксперт,которого вы искали, – слышу я напряженный голос Бертрана. Это он напоминает:«Подводи ближе к делу!»