Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон

нашли общий язык и поболтали о том, о сем, не более того.

– Как ты вообще вступила в контакт с человеком такого социального положения? Боже, Адди, пожалуйста, скажи мне, что ты не продалась ему.

Мне в рот могла бы залететь муха, а я бы и не заметила. Мой рот раскрывается, и все, что я чувствую, – это боль.

– Почему… почему ты думаешь, что я вообще могу сделать что-то подобное? – медленно спрашиваю я, и в моем тоне явственно ощущается разбитое сердце. Я не могу скрыть этого – не сейчас, когда моя мать только что обвинила меня в проституции.

Она снова молчит, и мне становится интересно, поняла ли она, что зашла слишком далеко.

– Ну, тогда как ты с ним познакомилась? – наконец спрашивает она, уклоняясь от вопроса, на который я бы очень хотела получить ответ.

Я фыркаю, решив оставить все как есть. Неважно, почему она так думает, важно, что она так думает.

– У Дайи есть друзья в высокопоставленных кругах. Мы встретились на званом ужине, и он сказал, что я выгляжу знакомо, поэтому я рассказала ему, с кем состою в родстве, и дальше он уже увязал все сам, – вру я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

Дайя вскидывает бровь, но ничего не комментирует.

Мне кажется, что в мою грудь вонзили стрелу – тягучее и острое чувство.

– Твоя бабушка говорила, что Джон поставил их в опасную ситуацию своими азартными играми, но незадолго до смерти Джиджи все вроде бы утряслось. Он засиживался допоздна и приходил домой раздраженным, только чтобы поругаться с Джиджи по какому-нибудь очередному поводу, который злил его в тот день. Фрэнк был словно губка в их отношениях. Когда их брак развалился, думаю, он несколько раз оказывался в самом эпицентре событий. Бабушка рассказывала об одном случае, произошедшем незадолго до смерти Джиджи, они с Фрэнком тогда поссорились. Бабушка не очень хорошо помнила, что именно произошло, только то, что Фрэнк схватил Джиджи, толкнул ее на пол и говорил что-то о предательстве. Это все, что я знаю, – жестко произносит она, словно декламируя стих из Библии.

Это и было ее извинением. И хотя напряжение в моей груди не ослабевает, я все равно принимаю его.

Я размышляю над этим, любопытствуя, почему Фрэнк так расстроился из-за неверности Джиджи Джону. Может быть, потому что Фрэнка часто ставили в центр, и он устал от этого. Поведение Джона неуклонно портилось, и, похоже, началось это с изменения отношения Джиджи к нему после того, как она начала влюбляться в Роналдо. Возможно, Фрэнк винил Джиджи в поступках Джона и в том, что он теряет своего друга из-за опасной зависимости.

– Еще один вопрос, – говорю я, ощущая, что ей не терпится повесить трубку. Она позвонила, чтобы спросить об ужине на День благодарения, а ее втянули в откровенный разговор с дочерью. – Ты помнишь, как бабушка все время поднималась на чердак? Знаешь, почему она так делала?

– Ага. Когда я была маленькой, она уходила туда, чтобы побыть одной. Я не знаю настоящей причины, она лишь говорила, что ходила туда подумать. Остальным туда было нельзя. Почему ты спрашиваешь?

Мое сердце проваливается в желудок, когда в него вторгается непрошеная мысль.

Мне неловко делиться ею с матерью. Поэтому вместо этого я пожимаю плечами и говорю:

– Мне показалось, будто она часто поднималась туда, но я не была уверена, правильно ли я помню. Просто было любопытно.

– Ладно, если это все, то я должна приготовить ужин твоему отцу. Я напишу тебе, – прощается она.

– Пока, – ворчу я, вешая трубку.

– Что она сказала? – тихо спрашивает Дайя, но я знаю, о чем она на самом деле спрашивает: что сказала моя мать, что я выгляжу такой чертовски раненной.

Я усмехаюсь.

– Она подумала, что я продала себя Марку.

Ее челюсть отпадает, но она быстро закрывает рот.

– Это ужасно, Адди. Мне так жаль, – сочувственно произносит она, и ее лицо искажается от сопереживания. У Дайи всегда была прекрасная семья, но она достаточно долго пробыла рядом, чтобы понимать, что такое расти с моей матерью.

Я машу рукой.

– Она говорила вещи и похуже.

– Что она сказала о Фрэнке?

Я пересказываю все, что рассказала мне мама, и когда я заканчиваю, Дайя просто смотрит на меня огромными глазами. У нее была точно такая же реакция, когда я рассказывала ей о том, что узнала от Марка о Роналдо и Джоне.

– Все, что я могу сказать – Джиджи заварила большую кучу дерьма, влюбившись в Роналдо, – заканчиваю я со вздохом.

Дайя кривит губы.

– Кстати, о преследователях… Ты не собираешься рассказывать своей маме о Зейде?

Я бросаю на нее взгляд.

– Это все равно, что спросить, собираюсь ли я рассказывать ей о том, как однажды я позволила парню трахнуть меня пальцами на концерте.

Она хмыкает.

– Ладно, ты победила.

В ее зеленых глазах мелькает нерешительность, и я понимаю, какой вопрос сейчас прозвучит. Я выпрямляю спину, готовясь к нему.

– Он так и не рассказал, чем он зарабатывает на жизнь? Или почему он общается с Марком?

Этот последний вопрос как раз то, почему я и не могу рассказать ей, кто такой Зейд. Он сказал, что о Марке и о том, чем он на самом деле занимается, не знает никто, кроме нескольких человек, которые ему помогают.

Я качаю головой, отказываясь произносить свою ложь вслух.

Дайя кивает, принимая мой ответ без колебаний, и чувство вины, живущее во мне, становится почти невыносимым. Я солгала ей в лицо, и она даже не усомнилась в этом.

Она наливает рюмку рома и протягивает мне.

– Вот, это поднимет тебе настроение. Предварительная тренировка перед карнавалом с привидениями – таков закон.

Я принимаю ее и опрокидываю рюмку. Когда ставлю стопку, на мое лицо возвращается улыбка. Алкоголь не излечит чувство вины, но, по крайней мере, я больше не злюсь из-за того, что мама назвала меня проституткой. Дайя фыркает, когда видит мое лицо.

– Как думаешь, какими будут дома с привидениями в этом году? – спрашивает она, нанося на веко мерцающие коричневые тени.

Она собирается выглядеть на все сто, когда закончит. Тени подчеркнут ее шалфейно-зеленые глаза до опасной отметки и привлекут всех монстров.

– Не знаю, всегда трудно угадать. Это как пытаться предсказать следующую тему «Американской истории ужасов»[13].

Дома «Сатанинских связей» обычно все придерживаются одной и той же темы. В один год большинство из них были устроены как тюрьмы, и в каждом доме нужно было придумать, как сбежать.

Это до сих