Келльская пророчица - Дэвид Эддингс

Гарион глубоко вздохнул и огляделся. Амфитеатр теперьказался вовсе не таким уж огромным. По крайней мере, он был явно тесен, чтобывместить все, только что произошедшее здесь, но, возможно, и вся вселенная быладля этого тесна... Лица друзей, озаренные зловещим светом, льющимся с грозовыхнебес, то и дело освещали вспышки чудовищных молний. Все были потрясены доглубины души. Амфитеатр сплошь покрывали трупы гролимов – некоторыераспростерлись на холодных камнях, напоминая черные тряпки, другие безжизненноскорчились на ступенях. Гарион услышал вдруг странный гулкий звук, напоминавшийбесконечно глубокий вздох. Он кинул взор на дракона. Язык чудовища вывалился изпасти, а змеиный глаз слепо глядел на него. Звук несомненно исходил от этойогромной туши. Внутренности зверя, еще не ведая о том, что они мертвы, продолжалиметодично переваривать пищу. Зандрамас окаменела, потрясенная. Гадина, которуюнатравила она на врагов, и демон, которому наказала повергнуть их вопрах, – оба были мертвы. Как ни пыталась она извернуться, чтобы непришлось ей, беззащитной и безоружной, дожидаться Последнего выбора, но всехитроумные планы ее рассыпались, словно замок из песка, выстроенный ребенком вопасной близости от полосы прибоя. Сын Гариона глядел на отца – взгляд мальчикапереполняло безграничное доверие и гордость. И этот ясный взор согрел егораненое сердце.

Цирадис рыдала.

И все остальное вдруг перестало существовать для Гариона. Онвидел сейчас лишь сокрушенную горем прорицательницу из Келля. В этот момент онабыла самым важным существом во вселенной, а возможно, так было всегда. Гарионподумал вдруг, что весь мир создан был ради одной великой цели – чтобы этахрупкая девушка сейчас стояла здесь, готовясь сделать Последний выбор. Носпособна ли она теперь на это? Неужели гибель ее проводника и защитника –единственного искренне любимого ею существа во всем свете – сделала еенеспособной исполнить миссию?

Цирадис рыдала. Минуты текли. Гарион теперь ясно видел,словно читал Книгу Небес, что выбор должен состояться не только в определенныйдень, но и в назначенный час, и если Цирадис, сломленная горем, не сможет вэтот час выполнить предначертанное, все, что есть, было и будет на этой земле,обречено. Она должна совладать с собой – иначе все погибло.

Неведомо откуда донесся вдруг невыразимо печальный голос,поющий песнь, в которой звучала вся глубина человеческого горя. К немупостепенно присоединялись другие голоса. Таинственная сверхдуша далазийцев,постигнув глубину печали прорицательницы из Келля, оплакивала вместе с нею ее утрату.Песнь безграничного отчаяния постепенно стихала, и вот наступила тишина, рядомс которой могильное безмолвие – ничто...

Цирадис рыдала, но не одна. Все далазийцы плакали вместе снею.

И вот вновь зазвучал одинокий голос – мелодия напоминала ту,что минуту назад стихла. Неискушенному Гариону показалось, будто звучит та жесамая песнь, однако вскоре он понял, что это не так. Когда зазвучалмногоголосый хор, то безысходная скорбь начала тонуть в странном напеве. Финалбыл совсем иным...

И вновь зазвучала песнь, но на этот раз вступил сразуогромный хор, и победное крещендо сотрясло, казалось, самые основы мироздания.Мелодия оставалась почти неизменной, но траурный реквием превратился теперь впеснь торжества.

Цирадис нежно сложила руки Тофа на его груди, пригладила емуволосы, а потом коснулась заплаканного лица Дарника жестом трогательногоутешения.

Когда она поднялась, то уже не плакала больше, и слезыГариона высохли сами собой – так рассеивают утренний туман лучи восходящегосолнца.

– Пойдемте, – решительно сказала она, указывая навход в пещеру. – Время приближается. Иди, Дитя Света, и ты, Дитя Тьмы!Войдите прямо в грот, ибо всем нам надо принять решения раз и навсегда. Войдитевместе со мною в то Место, которого больше нет, – там мы решим судьбы мира.

И твердой походкой прорицательница направилась прямо когромной двери, над которой укреплена была каменная маска Торака.

Гарион, всецело во власти этого чистого голоса, двинулсявслед за хрупкой девушкой. Повиновалась и Зандрамас. Они с нею шли бок о бок, акогда входили в грот, Гарион услышал, как атласный ее рукав с шелестомскользнул по стали его лат. И с изумлением он вдруг осознал, что силы,наблюдающие за тем, как проходит встреча, не вполне уверены в себе. Между ним иколдуньей из Даршивы существовал незримый, но непреодолимый барьер. Тонкое,ничем не защищенное горло Зандрамас было на расстоянии вытянутой руки, но онабыла так же неуязвима, как если бы находилась на обратной стороне Луны.Остальные шли за ними следом. А Зандрамас вела за ручку Гэрана, а за спиной ее,как привязанный, плелся трясущийся Отрат.

– Этого не должно случиться, Бельгарион из Ривы, –жарко зашептала Зандрамас. – Неужели мы с тобой, самые могущественныесущества во вселенной, подчинимся выбору этой полоумной девки? Право выборапринадлежит лишь нам, нам одним! Так мы оба станем богами. Мы с легкостьюнизвергнем Ула и всех остальных и одни станем править вселенной! –Мерцающие огоньки все стремительнее перебегали у нее под кожей, а глаза пылалиалым огнем. – А когда мы сделаемся божествами, ты можешь прогнать своюсмертную жену – да она, в сущности, и не человек-то вовсе, – и мы с тобоюстанем супругами. От нас с тобою произойдет раса богов, Бельгарион! Мы подаримдруг другу неземные восторги! Ты найдешь меня прекрасной, восхитительной – каки все мои мужчины до сих пор, – а я наполню дни твои и ночи божественнойстрастью, и свет сольется с тьмою, а тьма – со светом...

Гарион был ошеломлен и даже слегка напуган решительнойцелеустремленностью духа, под властью которого находилась Дитя Тьмы. Существоэто было неизменно и непоколебимо, словно алмазная скала. Он понял вдруг, чтооно не меняется оттого, что просто не может перемениться. В мозгу Гарионазабрезжила догадка, важнее которой трудно было что-то вообразить. Свет умелизменяться. Каждый новый день служил тому доказательством. Тьма же быланеизменна. Он постиг наконец истинное значение разделения, некогда постигшеговселенную. Тьма стремилась к постоянству, Свет же жаждал меняться,совершенствоваться. Тьма считала себя совершенством, Свет неуклонно стремился ксовершенству. Когда Гарион заговорил, слова его не были ответом на откровенныепредложения Зандрамас – он обращался к самому духу Тьмы.

– Все переменится, уверяю тебя. И что бы ты ни делал,ты не разуверишь меня в этом. Торак предложил стать мне отцом, а Зандрамас –супругой. Я отверг Торака и отвергаю Зандрамас. Ты не властен заключить меня воковы неподвижности. Если я переменю лишь самую малость – ты погиб! А теперьпопытайся остановить морскую волну, если сумеешь, а меня оставь в покое. У менямного дел.

Вздох, слетевший с уст Зандрамас, был совершеннонечеловеческим. Догадка Гариона поразила самое Тьму, а не только ее послушноеорудие. Он ощутил, как враг едва заметно дрогнул и не намеревался отступать.