Небо без звезд - Джоан Рэнделл

Ренар?

Рука Марцелла застыла в воздухе. Он прикипел взглядом к экрану. Миловидная девушка с по-кошачьи раскосыми глазами, остроскулая, тонколицая. Невероятно похожая на Тео. Марцелл словно видел перед собой женскую версию мальчика, с которым имел дело вот уже несколько дней.

Он обратил взгляд на то место, где совсем недавно стоял Тео, и почувствовал, как в груди встает ком размером с планету.

«Родных уведомят в индивидуальном порядке».

– Солнца! – выбранился Марцелл, вскакивая с места. Он промчался по коридору к выходу из Управления полиции, сжимая в руке телеком и на ходу рыча в экран:

«Местонахождение Тео Ренара! Срочно!»

Снаружи шел дождь. Такой сильный, как будто небо Латерры оплакивало все потери минувшей недели.

«Местонахождение не установлено, – объявил телеком. – Трекер отключен».

Утерев с лица капли, Марцелл уставился на экран.

Как это отключен? Неужто третье сословие научилось отключать трекеры?

Выдохнув, он вскочил на свой мото и завел мотор. Ему еще многое предстояло узнать об этой планете.

И для начала найти на ней того, кто явно не желал, чтобы его нашли.

Одна.

Шатин опять осталась одна. Она сидела на крыше фабрики, разглядывая груду обломков под собой, а дождь тяжело и часто барабанил по капюшону и заливал глаза. Соседние здания большей частью уцелели, а от этого осталась только размолотая известка и перекрученный металл. Сквозь мусор еще вились дымки, тут же затухавшие в сыром воздухе.

Сообщение Министерства до сих пор крутилось на ее «пленке», снова и снова, круг за кругом. Шатин не нашла в себе силы его отключить. До ее слуха теперь долетали только отдельные обрывки:

«Примите наши соболезнования… тело будет доставлено в Медцентр Валлонэ… благодарны за ее верность Режиму… да упокоится с Солнцами…»

Не отрывая взгляда от места, где работала сестра, Шатин чувствовала себя такой одинокой, словно бы оказалась на необитаемой планете. Впрочем, к одиночеству она уже давно привыкла: это единственное, что было постоянным в ее жизни. Шатин всегда сама по себе и рассчитывать может только на себя. Она родилась одинокой. И первые пять лет жизни провела одна, практически сама себя вырастила.

А затем появился Анри, и в тот краткий блаженный год она была уже не одна. У нее наконец-то появился товарищ.

Но потом братишка умер, и все снова стало по-прежнему.

Конечно, рядом всегда была Азель. Но с сестрой они никогда не были близки. В детстве то и дело ссорились. Правда, когда стали старше, Азель пробовала достучаться до Шатин. Стать ей другом. Но Шатин после смерти Анри решила, что дружбу переоценивают. К тому же старшая сестра слишком уж отличалась от остальных членов их семьи. Как будто в ее жилах не было ни капли крови Ренаров.

Но каким-то образом – так уж странно пошутили Солнца – Шатин с Азелью родились в одной семье. Они делили постель и крохи еды. Но никогда не делились секретами. Шатин не посвящала Азель в планы побега на Юэсонию. Потому что знала: сестра только посмеялась бы над ней, объяснив, как это глупо. Точно так же, как сама Шатин насмехалась над ее наивными надеждами на Восхождение.

Может быть, стоило ей все рассказать.

Может, Азель и не стала бы смеяться.

Может, она попросила бы и ее тоже взять с собой.

И Шатин могла бы согласиться.

Сейчас ей хотелось думать, что она бы согласилась.

И они могли бы зажить на Юэсонии вместе.

Но теперь это уже не имеет никакого значения. Потому что Азели больше нет. И надежды сестры на лучшую жизнь – через «честный шанс» или еще каким-то способом – тоже пропали.

И Шатин чувствовала себя одинокой, как никогда.

Ну почему же ей так больно? Шатин не могла отделаться от чувства, будто все плохое в последнее время произошло по ее вине. Хотя, если разобраться, в чем она может быть виновата? В том, что «Клошары» нашли ее нычку? В аресте Роша? Или может, во взрыве на фабрике?

Ну и глупости лезут ей в голову! Понятно же, что Шатин не подкладывала взрывчатку. Это, наверное, сделал какой-нибудь тупоумный рабочий, вздумавший назло Режиму разнести в щепки здание, где производят «пленки». Уничтожить машины, выпускающие цепи для третьего сословия.

И вот вам результат: не стало целого фабричного корпуса.

О нем напоминал только дымок, курившийся над развалинами. И большой, как пещера, провал в стене. И такой же провал в груди Шатин, грозивший поглотить ее целиком.

Заглядывая в глубины собственной души, Шатин поймала себя на мысли: а так ли уж не права была Азель? Может, всем людям разумнее просто соблюдать установленные Министерством правила: каждый день ходить на работу, проверять сообщения «пленки», год за годом молить Солнца о выигрыше в безнадежной лотерее.

Быть верными слугами Режима.

«Авангард» вон решил свергнуть этот Режим, и что толку?

Очередная груда пепла и пустота.

Шатин понимала, что это только начало. Надвигалась буря, каких еще не видели даже извечно мокнущие под дождями жители Латерры.

И Шатин не желала быть здесь, когда эта буря грянет.

– Эй! – вдруг раздалось у нее над ухом.

Подскочив от неожиданности, Шатин обернулась к человеку, которого никак не ожидала тут увидеть. Однако глаза ее не обманывали: это был действительно он. Его безупречный мундир запятнали пыль и зола, смешавшиеся с дождем. Он присел рядышком на край крыши и смотрел вниз, в бездну, на обугленные развалины. Втянув в себя воздух, откинулся назад.

– Так вот ты куда забрался! Любишь высоту?

– Да. Люблю.

Шатин напряглась, поскольку пора было возвращаться к привычному обличью. Вот только рядом с ним она разыгрывала не просто Тео, хитрого мальчишку из Трюмов. При Марцелле ей почему-то хотелось показать себя с лучшей стороны – так сказать, продемонстрировать ему усовершенствованную версию обычной маски. Она невольно становилась более ловкой. Сметливой. Проворной. Задиристой.

Такой, чтобы запоминаться.

Так вот в чем дело, сообразила Шатин. Все это время она отчаянно старалась ему запомниться. Чтобы не исчезнуть из памяти, когда закончится его практика в Трюмах и он вернется к комфортной жизни в Ледоме. Ей хотелось быть не простым трюмным крысенышем, а таким, какого он никогда не забудет.

– Я еле-еле тебя нашел. – Он сверкнул загадочной улыбкой.

– У вас что, нет более важных дел, офицер? – дерзко поинтересовалась она.

Но почувствовала, что это прозвучало довольно глупо.

И даже отчаянно.

Шатин устала играть роль и быть запоминающейся.