Небо без звезд - Джоан Рэнделл

Нет, нельзя.

Этот поцелуй… Надо все немедленно прекратить, это неправильно.

Но Марцелл не мог оторваться. Что-то между ними рушилось. Остановиться было невозможно. Она целовала его жадно, требовательно, алчно. Все прочее разом куда-то испарилось. Исчезло. Дым разрушенной фабрики. Вездесущие капли дождя. И обман Алуэтт. Вся ложь, с которой Марцелл столкнулся. Даже слово «жаворонок» упорхнуло куда-то.

Остались только мокрые от дождя губы Шатин.

Марцелл подался к ней, прижался крепче. Так же отчаянно, жарко ответил на поцелуй. В этот миг он ощутил бесконечность. Впервые в жизни он чувствовал себя свободным. Непобедимым.

– Добрый вечер, – вдруг раздалось совсем рядом.

Услышав это, Марцелл отскочил, словно Шатин его укусила. Голос был знакомый и беспощадный. Только этот голос и мог сейчас вернуть его с небес на землю.

– Grand-père?

Юноша отчаянно озирался, готов был увидеть над собой белый мундир деда.

Но на крыше фабрики было пусто. Кроме них двоих, тут по-прежнему никого не было.

«Я давненько не слышал от тебя вестей».

Опять он. Голос деда. Откуда же он звучит?

Марцелл нетвердой рукой полез в карман, нащупал телеком.

«Не люблю, когда меня заставляют ждать».

Марцелл наконец извлек телеком, развернул его и насупился, ничего не увидев на экране. Генерал говорил не с ним.

Латерра, но с кем же тогда?..

Марцелл поднял глаза и увидел, как мальчик – девушка! – торопливо стучит пальцем по внутренней стороне предплечья.

По своей «пленке».

Как видно, аудионаклейка Марцелла так и осталась настроена на чип в ухе Шатин – он ведь сам подключил ее в полиции. И теперь слышал все, что слышала она.

«Я ожидаю подробного доклада к утру, или…»

Марцелл успел увидеть лицо генерала, и тут сообщение резко оборвалось.

– Зачем мой дед тебя вызвал? – спросил все еще ничего не понимающий Марцелл.

Шатин мотнула головой, небрежно отмахнулась:

– Да так, ерунда. Опять Всеобщее оповещение, вечно нас заставляют слушать эти глупости. Забудь.

Она шагнула к нему, обняла за шею, снова потянулась к нему губами. Но Марцелл вырвался:

– Постой. Тут что-то не так.

Всеобщее оповещение?

Но дед отправил сообщение из своего кабинета, а не из студии. Марцелл, расцепив обнимавшие его руки, ухватил Шатин за запястья. Она хотела вырвать левую руку, но Марцелл держал крепко и развернул ее так, чтобы видеть вживленный в предплечье экран.

Шатин отчаянно отбивалась. Боролась. Но он и в этот раз оказался сильнее.

И нажал «воспроизведение».

«…Или я вынужден буду аннулировать нашу договоренность. Время на исходе. Марцелл остается главной надеждой выйти на базу „Авангарда“, но, если ты не справляешься с этой работой, я найду другого».

Гудок обозначил конец сообщения. Наступила тишина.

Оглушительная, всепоглощающая тишина.

Внутри у Марцелла все окоченело. Он молча в изумлении взирал на девушку.

– Так ты на него работаешь? – Марцелл наконец разбил лед молчания. Говорил низким тихим голосом, медленно и угрюмо. – На моего деда?

У нее еще хватило наглости фыркнуть в ответ. И засмеяться. Как будто это была шутка. Как будто вся его жизнь, дружба, верность, разбитое вдребезги доверие были каким-то фарсом.

– Нет, что ты! Я никогда бы не стала работать на такого хлыща.

– Лжешь! – сплюнул Марцелл, выпустив руки Шатин и отступая от нее. Он чувствовал, как бьется в горле пульс. – Ты его шпионка. Шпионишь за мной!

Она не ответила. Не поднимала глаз. Не отрывала взгляда от своей «пленки». От потемневшего экрана, с которого только что пропало лицо генерала д’Бонфакона.

– Смотри на меня! – приказал Марцелл, но голос у него сорвался. Теперь, глядя в эти серые глаза, поблескивавшие дождевыми каплями, он все отчетливо видел. Видел, какие они нежные. Какие женственные. И не мог понять, почему раньше этого не замечал. Он так сжал кулаки, что ногти впились в ладони. И сдавленным от презрения голосом проговорил:

– Так вот зачем тебе все это понадобилось. Маскарад. Поцелуй. Теперь понятно.

– Нет! – выкрикнула девушка, и в глазах ее застыло отчаяние. – Это другое! Честное слово!

Но Марцелл не слушал. Ее крик только разжег в нем гнев.

– Я думал, ты мне помогаешь, а ты, значит, просто надеялась, что я выведу тебя и деда на «Авангард»?

– Прости, – попыталась оправдаться Шатин. – Я могу все объяснить.

– Оставь объяснения при себе. Знаю я, как это делается. Не дурак. Ты живешь в нищете, голодаешь, мерзнешь. И на все готова ради пары ларгов, так? Так у вас водится?

Кто бы знал, до чего же ему неприятно говорить подобные вещи. Но ведь это была правда. Все это время Марцелл думал, что Тео – Шатин! – отличается от прочих. А она оказалась такой же, как и все в третьем сословии. Гнусной обманщицей.

– Прошу тебя! – Шатин вцепилась в его руку, сжала ее. – Выслушай меня, тут совсем не то, что ты думаешь. То есть сначала так оно и было, но теперь уже все изменилось. Клянусь, что…

– С какой стати мне тебе верить? Грош цена всем твоим клятвам! Рош был прав: ты предательница.

Марцелл грубо выдернул руку. С него хватит. Не желает он слушать всякие лживые оправдания. Надо поскорее уйти отсюда. С этой крыши. От девушки с жалобными кошачьими глазами. От предательницы.

Развернувшись, он решительно зашагал по растрескавшейся крыше.

– Марцелл, подожди! – позвала Шатин.

Он обернулся, гневно сверкнул глазами. И отчеканил:

– Для тебя я – офицер д’Бонфакон. Помни свое место, шваль.

Где-то за плотным слоем туч садились Солнца. На улицы Валлонэ спускалась ночь.

Темнейшая Ночь.

До этой минуты Шатин по-настоящему не понимала названия нынешнего сезона. Темноту она знала всегда, это было нечто само собой разумеющееся. Вся ее жизнь, сколько она себя помнила, прожита практически в темноте. Но эта тьма была другой: она проникала сквозь кожу и разрушала кости, чернила сердце.

Дождь лил ливмя. Он был косой. Заливал сбоку. Был повсюду. Разбивался о землю, и тяжелые капли летели на нее и снизу.

Возвращаясь к Трюмам, Шатин плотнее закуталась в плащ и поправила капюшон. Волосы были связаны в привычный пучок, лицо снова измазано грязью. Опустив руку в карман, она нащупала пальцем изгиб принадлежавшего Марцеллу кольца.