Большой облом - Владимир Хачатуров

– Рубашку, бороду, живо!

– А откуда тебе известно, что она у меня накладная, незнакомец?

– Идиот! Я же твой сосед по номеру, протри глаза!

– Ах да, я забыл, я же ее снимаю на ночь…

– Быстро надевай мою майку! Я туда, ты сюда. И моли Бога своего, чтобы нас перепутали!..

Видимо, проповедник все же был Господу угоден: их перепутали. Ортодоксы погнались за Аникеевым. Казаки с ментами – за проповедником.

Чем позже они обнаружат свою ошибку, тем дальше друг от друга окажутся. Поэтому хитроумный Аникеев, тряся приставной бородой, время от времени оборачивался на бегу и выкрикивал что-нибудь этакое, осевшее со вчерашней ночи в цепкой сыщицкой памяти.

– Хотите Бога, несчастные? Так создайте его сами. Каждый в меру своих душевных сил. Не ждите, чтобы за вас это сделал кто-нибудь другой. Так Христос создал себе Отца Единосущного. Так и вы должны поступить, если действительно чувствуете в себе потребность в Боге. В Боге-Отце или в Боге-Брате…

– А племянника можно? – ехидно любопытствовали из толпы.

– Можно, но прежде подумай, не дьявола ли себе создаешь…

– У-у, кощунник! Держи его!

Наконец Аникеев решил, что пора балаган прекращать: город маленький, того и гляди пойдут по второму кругу, а это чревато возвращением к своим баранам. Уж лучше с чужими мирно разойтись.

Он сорвал бороду, остановился, развернулся, достал из-под мышки пистолет, изобразил на лице многозначительную улыбку. Толпа, не добежав до цели метров десяти, застыла в растерянности.

– Ты кто?

– Детектив Аникеев. Расследую дело о похищении икон из храма Василия Блаженного.

– Православный, что ль?

– А то…

– Побожись!

Аникеев переложил оружие из правой руки в левую и истово перекрестился.

– Ти-у, – присвистнули в толпе и нерешительно переглянулись.

– А зачем богохульства всякие кричал?

– А из озорства…

Вновь перегляд, но уже менее нерешительный.

– А куда еретик делся?

– Бегает где-то, если в обезьяннике уже не сидит…

– Выходит, зря из последних силов бежали?

Многозначительная улыбка на лице Аникеева сменилась однозначной. Пистолет снова перекочевал из правой руки в левую.

– Почему зря? Здоровье укрепили, на опохмел заработали.

– Это какой такой зеленой бумажкой ты нам махаешь, друг-человек?

– Стодолларовой. А что, мало что ли?

В ответ ни слова, только слышно как щелкают неторопливо извилины, переводя американскую валюту на российскую деньгу. Наконец перевели. Заулыбались. Действительно, не зазря стайерами заделались. Ежели перевести на километраж, то дороже междугороднего такси выходит. В общем, общество довольно. Хотя и не совсем. Вот если бы еще и еретика словили, да накостыляли ему, тогда да – общенародное счастье. Но так не бывает. Увы. Нет, нет еще на земле равенства, братства и справедливости. Но когда-нибудь они обязательно наступят. Всем гуртом навалятся. Бог не фраер, все видит, всему учет ведет… Айда, хлопцы, на водопой пивом оттягиваться…

Аникеев перевел дух, поздравил себя с благополучным окончанием эпизода, извлек из бумажника план-схему Казачьего Тына, определил свое местонахождение и почувствовал невероятную гордость за свой высокий профессионализм. И то сказать, бегал, плутал, запутывал погоню, и все равно инстинктивным образом оказался в непосредственной близости от главной цели своей служебной командировки (второстепенная цель была достигнута утром на почте – отправкой заказным письмом ежеквартального отчета).

Аникеев двинулся к цели фланерской походкой завзятого курортника. Ноздри его объял старомодный запах борща, вместо привычной южноморской кулинарной смеси из ароматов дозревающей минестры, закипающего в сливках аспарагуса и томящихся в соусе креветок. Аникеев почувствовал, что голоден. В воображении нарисовался мучительный натюрморт: наваристый кубанский борщ – с чесночком, со сметанкой, с мозговой косточкой, с ядреным перчиком. Обильная слюна затопила ротовую полость, грозя удушьем. До цели оставалось всего ничего, а ему еще надо было успеть обставиться. Аникеев постучался в первую же хату.

– Здравствуйте, хозяюшка! Я приезжий. Проголодался очень. Не могли бы вы угостить меня тарелочкой борща? За деньги, разумеется…

– За деньги, мил-человек, тебя Пантюха угостит. А у нас только бесплатно…

– Простите, но я не могу себе этого позволить, – выдавил из себя кое-как детектив.

– Тогда иди, как шел, через три хаты его хоромы и увидишь.

У сыщика от неловкости даже шея зарделась. Ничего, в сумерках сойдет за загар. Приезжий человек, моря никогда не видел, с солнцем обращаться не умеет. Простоквашей на ночь смажь, авось пройдет…

Никаких хором через три хаты Аникеев не обнаружил. Такое же неказистое строение, как и все предыдущие. Разве что с мансардой. В ней, наверное, все дело.

Калитка была снабжена электрическим звонком и письменным предупреждением: «Во избежание несчастных случаев без звонка не входить!» Аникеев надавил на кнопку. Ни звонка, ни лая, ни трелей, ни колокольного звону в ответ. Может, сильнее надо? Надавил сильнее. Опять ничего. Испортился, должно. Придется стучать.

Но стучать не пришлось. Калитка отворилась, явив взору сыщика изнеможенное, продубленное лицо худощавого мужчины лет шестидесяти, в выцветшей военной рубашке и широких, больничного покроя, штанах. На прожаренной солнцем лысине чуть колыхался от нежного бриза легкий тополиный пушок.

– Добрый вечер, Пантелеймон… простите, не знаю как вас по батюшке…

– А сыпь как по матушке, только в мужском роде, не ошибешься, – любезно ответствовал хозяин.

– Хорошее начало, – тоскливо подумал Аникеев. – Только не известно – чего именно…

– Ты по делу, али по безделице – от налоговой? – пронизал хозяин сыщика пытливым рентгеновским взором.

– Мне бы борща, – робко облизнулся детектив.

– По делу, значится. Тады заваливай.

Аникеев вошел. Чистенький дворик. Несколько алычовых, ореховых и тутовых деревьев. Летняя кухня с широким, покрытым толем навесом. Под ним – дощатый, застеленный цветастой клеенкой длинный стол с двумя вросшими в землю лавками по обеим сторонам.

– Сидай, – небрежно кивнул хозяин. – Тебе как, со сметанкой, с чесночком, с перчиком и стопариком?

– Мм, – сглотнул слюну детектив.

– С мослом?

– С ним, – прохрипел Аникеев.

– Тады гони синенькую.

– Кого? – не понял клиент.

– Пийсят рублев.

– Два бакса, что ли? – не поверил собственным ушам южноморец.