Роман без героя - Александр Дмитриевич Балашов

похоронах, вдруг заплакал. Да не просто заплакал, как плачут воспитанные люди для приличия и чтобы не уронить модное реноме филантропа. Соболевский плакал как ребёнок – навзрыд, горько, безудержно, чем изрядно напугал молодого кучера Ваську, который только что был принят на место покойного Агафона.

…Через год после этих событий в Москву вновь пожаловал вечный странник Агасфер. Не долго думая, он вновь решил остановиться на несколько дней у своего «милейшего приятеля», Андрея Борисовича Соболевского. Лакеи узнали восточного чародея, гостившего год назад у барина. Гость, как и тогда, был одет во всё серое – серый сюртук, серая шляпа, даже сапоги и саквояж, который он держал в левой руке, были скроены из грубо выделанной кожи, выкрашенной скорняками в унылый серый цвет. Васька, подхватив лёгонький саквояж гостя, составлявший всё его имущество, тут же был одарен лекарем серебряным рублём.

– Премного благодарен, барин! – бросился он к руке благодетеля, но странствующий знахарь жестом остановил его.

– А что же, любезный, ваш барин, Андрей Борисыч, здоров чай?

Васька, заискивающе заглядывая в глаза щедрому гостю, махнул свободной рукой:

– Помер наш благодетель, помер, ваше сиятельство…

– А как же он помер?

– Да уж год будет, как помер-то… На похоронах старика Агафона. Я заместо него сейчас.

– Да при каких обстоятельствах, я тебя спрашиваю, умер господин Соболевский? – уже раздражаясь бестолковости молодого лакея, спросил приезжий.

– При самых невероятных, – перейдя на шёпот, сказал Василий. – Я сам свидетелем ихней смертушки был… У афонькиного гроба-то барину стало вдруг плохо. Испереживалась добрая душа, царство ему небесное! До такой степени испереживалась за простого мужика, – Васька в этом месте даже всхлипнул, – что сознание потерял. Ну, я его подхватил и бегом напрямки в лакейский флигель, где только что сам поселился. Уложил бесчувственного барина в чью-то постель, ухо к груди приложил – дышит, слава Богу!..

Васька замолчал, шмыгнул носом и вытер рукавом сухие глаза.

– Ну, чего замолчал? Дальше, дальше-то что?

– Ну, очнулся барин, смотрит на меня мутным взглядом, не признаёт и ничего не понимает. «Где я?» – спрашивает. – «Дома, – отвечаю. – В тёплой постели». Он – ах, как в постели?!. И тот час отлетела душа доброго барина нашего в рай.

– В рай, думаешь? – сузил приезжий глаза в узкие щелки, в которых молодой кучер на миг узрел красные угли вместо иссиня-чёрных глаз лекаря с Востока.

– В рай, в рай, – тряхнул кудлатой головой Васька. – А куды ж ишшо, господин путешественник?

6.

Наконец отец и сын Волоховы добрались до квартиры с потускневшей от времени медной табличкой под номером квартиры, на которой с трудом, но ещё читалось: «Проф. Волохов».

– А почему дверь нараспашку? – спросил Владимир и, не дожидаясь ответа, достав пистолет, осторожно шагнул через порог.

Игорь Владимирович замер около распахнутой двери, машинально нащупывая в кармане ключи от верхнего и нижнего замков, на которые он и закрыл квартиру, когда уезжал по делам в институт робототехники.

– Чисто! – вскоре послышался голос Владимира. – В комнатах – чисто, но кто-то тут недавно произвёл несанкционированный обыск.

То, что Володя назвал «несанкционированным обыском», было явно мягко сказано. В квартире №16 было всё перевёрнуто вверх дном.

– Звони в полицию! – сказал отцу Владимир.

Профессор лишь покачал головой.

– А разве ты – не полиция?

– Я – ОБЕП, а тут работал домушник. Причём, судя по ювелирно вскрытой двери, домушник-профессионал.

– Ты полагаешь, сынок?

– Проверь, что пропало из квартиры…

– Ничего не пропало.

– Ты уверен, пап?

– На все сто. Ему ничего не нужно, кроме вот этой коробочки…

Владимир, осматривавший разбросанные по полу бумаги и вещи, обернулся.

– Какой коробочки?

– Вот этой, – с вполне довольным видом, будто ничего и не случилось, Волохов-старший разжал ладонь, на которой лежала маленькая коробочка серебристого цвета.

– И что это? – спросил Владимир. – Футляр с бриллиантом от Марлен Монро?

– От Марлен Мурло, – передразнил профессор сына. – Это атманприёмник, то, к чему я шёл все свои последние годы. Этот малыш совсем скоро даст мне право крикнуть на всю вселенную: «Эврика! Нашёл!».

Голос Игоря Васильевича обрёл торжественные нотки.

– Я, сын мой, в двух шагах от подлинного бессмертия человека.

Волохов-младший не разделил пафоса отца.

– Ты уже восклицал так, когда, когда нашёл эликсир молодости, я тогда в пятый или шестой класс ходил. Радости было – полные штаны, а после испытаний вышло, что все лабораторные мыши, все как один, передохли с огромными раковыми опухолями. И это через полгода после явных признаков омоложения, всех сенсационных результатах, о которых к тому времени уже раструбили газетчики и телевизионщики.

– Учёному, как и любому человеку, свойственно ошибаться, – возразил профессор. – Я тебе уже говорил, что в самом начале пути я пошёл по ложной тропинке. И отрицательный результат помог мне понять механизм вечного круговорота жизни и смерти. Тот, кто это понял, уже может претендовать на Нобелевскую премию, но я пошёл дальше… Я тебе сейчас всё популярно объясню…

Владимир замахал руками.

– Нет, нет, только не сейчас, отец! Умоляю… Тебя грабанули, а ты будто не замечаешь этого. Или почему-то не хочешь замечать… Я вот не вижу твоего ноутбука, который я подарил тебе ещё на 65-летие. Где он?

–Украли, – сделал круглые глаза Игорь Васильевич и тихо засмеялся, пугая этим смехом сына. – Он думал, что на жестком диске ноутбука есть схема или описание действия атманприёмника…

Профессор сложил три пальца в «дулю» и показал кому-то невидимому.

– А вот тебе, Серый посланник! Скушай мою грушу!

Потом постучал себя по голове и, торжествующе, произнёс:

– Всё в этом сейфе заветное храню! Как говорили древние, всё своё ношу с собой… А снявши голову, по секретам уже не плачут. Потому и не снимают.

Он с гордостью взглянул на сына.

– Голова, сынок – это самый лучший сейф. А моя память – это ключ к сейфу, который подделать невозможно даже ему.

Владимир грустно смотрел на ужимки отца, думая, как всё-таки уговорить старика съездить вместе с ним к психиатру, к профессору Беркутову, который после смерти матери, а потом Ирины выводил отца из глубокой депрессии.

– Ты думаешь, я тронулся умом? – весело спросил Волохов-старший. – Что у старого чудака крыша поехала, как вы сегодня говорите? Думаешь…

– Ничего я не думаю! – перебил отца сын. – Нет, я думаю, конечно… Думаю, кто же, чёрт возьми, побывал у тебя в непрошенных гостях?

Игорь Васильевич, подбирая с пола бумаги, буркнул:

– А тут и думать нечего. Это – Он.

– Кто – он?

– Тот Серый кардинал, которого ты давеча видел во дворе, – ответил профессор. – Хотя его, думаю, правильнее называть Серым посланником.

Владимир не понял и переспросил:

– Посланником? Посланником