Пелагия и красный петух - Борис Акунин

Согласно адресной книге, господин членминистерского совета проживал в доме Шольца по Загородному проспекту. МатвейБенционович посмотрел на здание (обычный доходный дом в четыре этажа, квартирагенерала на втором), определил окна.

Снял комнату в номерах «Гельсингфорс»,расположенных очень удобно – почти напротив.

А тут потихоньку и стемнело. Скоро ехать наНиколаевский вокзал.

* * *

С извозчиком Бердичевскому исключительноповезло. Номер 48-36 оказался парнем молодым, понятливым. Когда уяснил, что отнего требуется, глаза так и загорелись, даже забыл о цене поторговаться.

Московский поезд прибыл вовремя. С Долининымпрокурор в Заволжске виделся и даже разговаривал, потому глаза мозолить нестал, подождал за газетным киоском, пока Сергей Сергеевич пройдет мимо, ипристроился сзади.

Никто действительного статского не встречал –увы. А Бердичевскому рисовалась какая-нибудь таинственная карета и еще рука,которая приоткроет дверцу навстречу инспектору. Не просто рука, а скаким-нибудь особенным перстнем и непременно в мундирном рукаве с золотымшитьем.

Ничего этого не было, ни руки, ни кареты.Долинин скромненько взял извозчика, пристроил рядом свой неказистый саквояж, даи поехал себе.

Номеру 48-36 объяснять второй раз непонадобилось – он взял с места еще до того, как к нему подбежал Бердичевский.Прокурор вскочил на ходу и только шепнул: «Не жмись к нему, не жмись».

Извозчик соблюдал идеальную дистанцию, шаговэтак в сто, пропускал вперед себя два-три экипажа, но не больше, чтоб неслишком заслоняли.

На Невский коляска с Долининым не поехала,свернула на Литовскую улицу. Похоже, домой, разочаровался Матвей Бенционович.Так и есть – повернул на Звенигородскую.

У дома Шольца пришлось какое-то времяподождать.

В окнах долининской квартиры сначала загорелсясвет, потом погас – остался только в одном. Готовится ко сну, пишет отчет? Илипереодевается, чтсбы отправиться куда-нибудь среди ночи?

Прокурор не знал, как быть. Торчать, что ли,здесь до утра?

Ну, по крайней мере до тех пор, пока горитсвет. Вдруг Долинин ждет позднего посетителя?

Но свет в последнем окне погорел сорок двеминуты и потух.

Кажется, всё же улегся.

– Это кто, шпиён? – вполголоса спросилизвозчик.

Бердичевский рассеянно кивнул, прикидывая, неустроиться ли на ночлег прямо в коляске.

– Мериканской? – допытывался 48-36.

– Почему американский? – удивился прокурор.

Парень только шмыгнул носом. Черт знает, что унего делалось в голове и почему он назначил предполагаемому врагу отечествастоль экзотическое подданство.

– Нет, австро-венгерский, – назвал МатвейБенционович более правдоподобную страну. Извозчик кивнул.

– Ваше благородие, а желаете, я тут заокошками покараулю? Хоть до утра. Мы привычные, не проспим. А чего? Овес у меняв торбе есть. И возьму недорого. Три рублика. Два с полтинничком, а?

Было видно, что ему ужасно хочется покараулитьавстрийского шпиона. Главное, идея была очень даже недурна. Да и цена божеская.

– Ладно. Я буду вон в тех номерах. Видишьокно? Угловое, на первом этаже? Если он куда или к нему кто, даже если простовдруг зажжется свет – сразу дай мне знать. – Бердичевский задумался. – Тольковот как?

– Свистну, – предложил 48-36. – Япо-особенному умею, как Соловей-разбойник.

Сложил пальцы колечком и оглушительно свистнул– аж лошади присели, из двери «Гельсингфорса» высунулся швейцар, а с двухсторон откликнулись дальние свистки городовых.

– Нет, свистеть не надо, – сказал прокурор,вжимаясь в сиденье и испуганно глядя на долинин-ские окна – не дрогнет лиштора. – Ты лучше подбеги и камешек брось.

Лег в кровать не раздеваясь и не разуваясь.Отхлебнул купленного в Гостином дворе мозельского – из горлышка, но немного. Нехватало еще в зрелом возрасте втянуться в пьянство.

Лежал, закинув руку за голову. Время отвремени прикладывался к бутылке. Думал то о Маше, то о Пелагии. Обе женщины,совершенно друг на друга не похожие, непонятным образом сливались в односущество, от нежности к которому у Матвея Бенционозича на глазах выступилислезы.

* * *

Проснулся Бердичевский от прозрачного,неземного звука и не сразу сообразил, что это такое. Лишь когда в окно ударилвторой камешек – и сильно, так что стекло треснуло, – прокурор заполошновскочил и спросонья заметался по комнате.

В номере было светло. Утро.

Матвей Бенционович рванул раму, высунулся.

У тротуара ждала пролетка.

– Скорей, барин, скорей! – махнул рукой 48-36.– Сигайте, не то уйдет!

Статский советник так и поступил – схватилсюртук и шляпу, да и «сиганул» прямо через подоконник. Отшиб ноги, зато сразупроснулся.

– Где? – выдохнул он.

– За угол повернул! – Извозчик хлестнуллошадь. – Ничего, враз догоним!

Бердичевский выдернул из кармана часы.Половина восьмого. Что-то рановато Сергей Сергеевич на службу собрался.

Сон как рукой сняло, в груди прокуроравосхитительно запузырился азарт погони.

– Вон она! – показал 48-36.

Впереди катила закрытая черная каретаказенного вида из тех, что обыкновенно возят на службу чиновников генеральскогозвания.

Она повернула на Забалканский, немногопроехала по набережной, но поворот на Измайловский проспект миновала.

Ага, не на службу! Канцелярия министерства-тона Морской!

– Ночью что? – отрывисто спросил Бердичевский.

– Ничего, ваше благородие. Я ни минуточки неспал, вы не думайте.

– На-ка.

Сунул не два с полтиной и даже не три, ачетыре, за усердие. Но извозчик не посмотрел, сколько дают, – просто положилденьги в карман. Тебе бы, братец, в сыскное, подумал Матвей Бенционович.Отличный бы агент получился.

Карета проехала по набережной Фонтанки, черезмост выкатила на Екатерингофский и вскоре остановилась около дома с большимиокнами.

– Что это?