Путь к вершинам - Геннадий Петрович Исаков

дня писать легче. Тут нет фальши, он действительно существует, вырастает в тебе и выплескивается наружу из переполненной души. Нужно только вовремя запечатлеть мгновение, когда видишь его наиболее отчетливо.

Гаврилик работает до пяти часов, как и вся редакция. Не поспевал бы он сюда, если бы Аверьянычев но засиживался вечерами в отделе: дома его никто не ждет.

2

Лестничные пролеты цеха сквозят незастекленными окнами. Гаврилик бегом поднимается на крышу и едва переводит дыхание — от удивления или от гордости, быть может. Никак не привыкнет к простору, открывающемуся с высоты.

Смотрят на него чуть насмешливо, но все же одобрительно.

— Рабкор! А мы думали — новый мастер или на практику к нам.

У бригадира Жусупова свежий, необтертый комбинезон. Однако по манере держаться сразу узнаешь кадрового строителя, со стажем под четверть века…

— Красиво получается, — кивает Гаврилик в сторону махины теплообменника, опустившегося, подобно дирижаблю, на бетонные стояки. Жусупов мнет папиросу и о ответом не торопится.

— Бетонщики держат, развернуться не дают. Не дачу свою строят, там бы они по-другому время считали.

Опоры, задвижки, трубы, целые километры труб, органно гудящих на ветру… То сияющие, то сумрачные дни… Как знакомо Гаврилику все это! Его бригада работает неподалеку, на таком же объекте. Его отпустили на час, «в творческую командировку». За полтора месяца они тоже собрали цех, да еще какой! В апреле на его месте и котлована не было. Степь колыхалась, да ближе к Уралу квадратились колхозные поля.

— Работаем, — неопределенно говорит Жусупов. Он разостлал на коленях простыни рабочих схем, листы которых залохмачены по углам. — Можно и красивее найти. Вон у Корчагина ребята — орлы!

Он щурит и без того узкие глаза. И вскидывает плечо, защищаясь от порыва ветра, словно боксер от удара.

Гаврилик с трудом сдерживает улыбку. Потому что уже заходил к корчагинцам. Их бригадир отослал нежданного репортера к соседу.

— Моя молодежь, — говорит, — и десяти строчек не заслужила. Вот у Жусупыча — гвардейцы, о них пиши, не промахнешься.

Вчера Гаврилик наблюдал, как ставили газовую колонну. Это цилиндрическое, на ракету похожее сооружение медленно, почти незаметно для глаз приподнималось с подушки из железнодорожных шпал и, вминаясь в них одним концом, шло вверх. На рискованном пределе дрожали натянутые струны тросов и растяжек портальных кранов. Три дизельных трактора ревели, будто разъяренные медведи. Они выпускали облака черного дыма, рыли гусеницами землю, стремясь подать серебристое тело колонны вперед. Еще усилие — и она поднялась, чтобы вершиной упереться в облака…

Увлеченный зрелищем, Гаврилик забыл спросить, кто вел подъем. Сегодня узнал: второе корчагинское звено. Вот ведь, черт лысый, хоть бы слово сказал об этом!

3

В редакции организовали встречу с ветеранами. Они сразу откликнулись на приглашение. Пришли торжественные, что называется, при параде, расселись чинно, слегка настороженно: в честь чего это они понадобились?

Гаврилик пристроился в уголке и смотрел во все глаза. Постепенно старики разговорились, даже разгорячились, вскоре непонятно стало — уж не комсомольская ли ячейка собралась?..

Они помнят раздольно колосившиеся в степи хлеба и полевой стан у рощицы, которую вырубили, а после разбили тут городской парк. Первый год они жили в палатках до октября, уже по снегу переселялись в дома. Кое-кто так и живет до сих пор в тех бараках.

Город и его большая химия — главное вещественное доказательство того, что они тоже были молоды и сильны. А подробностями их воспоминания скудны, летописанием никто не занимался.

Неужели вправду можно забыть, как бьется сердце на утре наших дней, каждый миг которого впечатывается в душу? Каждая мелочь весома и значима. Поднимешь голову — двинутся растрепанные облака и качнутся лайнеры корпусов, отплывая в завтра. Перед глазами, утомленными обилием света, мечутся синие сполохи.

Если Гаврилик напишет об этом, Аверьянычев непонимающе скажет:

— Человек ты или мотылек?

Штат у редакции невелик. Один сотрудник в отпуске, другой без опыта совсем. У остальных нагрузка двойная, а не дай бог, радикулит у кого разыграется… И так журналисты меньше всех живут. Накурят в коридоре, в панику вгоняя пожарных. На полосе то дыра, то материал ненароком выпирает тестом из квашни. Здесь вечно горячка и штурмовщина, как на стройке перед пуском.

— А очень интересно, — вслух задумается Гаврилик, глядя на полку со справочниками и брошюрами, — кому бы могли принадлежать эти слова: «Блистательная эпоха индустриализации встает над глухим буреломным краем»?

Реплика достигнет цели, взгляд у его собеседника явно смягчится.

Вот что писал дальше Степан Аверьянычев, бетонщик со строительства Уралмаша, приводя массу необязательных деталей и примет времени.

«Облуплена от сырости масляная краска балконных балясин и колоннады старого, чуть ли не демидовских времен здания театра «Колизей». Длинноволосый скрипач, зажав под мышкой свой нежный инструмент, зябко сжимает и разжимает пальцы, оглядывая нетопленый зал.

Музыка говорит о чем-то далеком и воздушном. Вздыхают перелистываемые ноты, и самозабвенно печалится скрипка…

Вся Россия тут — владимирские каменщики и маляры, рязанские землекопы и ярославские столяры, уральские умельцы-металлисты и курчавобородые сибиряки, мастера на все руки. Они дымят цигарками и сосредоточенно выслушивают новости из картавых репродукторов. Для них, насупленных, с лохматыми ушанками на коленях, играет Листа заезжий квартет, и убеждает скрипка, что все задуманное сбывается».

4

— Корреспондент?

Девчонки в одинаковых, как у матрешек, косынках издали помахали рукавицами:

— Привет, корреспондент!

Они бегут на обед, лавируя среди луж, а то и шлепая сапогами прямо по ним.

В дощатой столовой-времянке грудятся цветные столики, звенят подносы. Рядом с написанным от руки меню висит объявление: «У нас не курят и спиртного не пьют» и любопытный плакат, изображающий кулак с поднятым большим пальцем: «Качест-ВО!»

Девчонки повязаны косынками по самые брови, отчего их лица кажутся маленькими, забавно детскими. Гаврилик расспрашивает их о работе, о настроениях и планах, снова досадуя на краткость ответов.

Официально считается, что они бетонируют кровлю. На самом же деле им приходится заниматься всем, от штабелевки кирпича до зачистки траншей. Утром пришли две машины раствора — расхватали за минуту. Кровлю засыпают керамзитом (он похож на мелкую картошку) и заливают серой цементной кашицей. Придешь назавтра и оглянешься изумленно: туда ли попал? На полгектаре перекрытий маслянисто блестит ровный покров.

…Очередную порцию бетона привезли под вечер.

— Если оставить, засохнет же!

Все повернулись в Наткину сторону.

— И дела всего на полчаса. Ну ребята!

— Давай, комсомол, — обидно протянула Маруся Федоткина. — Образованные. Больше всех надо. — И лопату бросила решительно, бесповоротно, колыхнувшись всем своим большим телом.

— Маш! — закричала было Натка. Отчаянно махнула рукой, ожесточенно схватила тачку с бетоном, разгоняя ее по узким подмостьям. Ее пытались остановить: мигом же измотаешься, дуреха