Путь к вершинам - Геннадий Петрович Исаков

одном из станционных тупиков, ожидая составителя, ушедшего на подъездной путь. Он терзал своего помощника — слава богу, теперь уже не меня! Собирается обойтись без него, работать «в одно лицо».

— Не, не потянешь, — без размышлений заявил помощник, с достоинством приглаживая белобрысый чуб. — Мне слева тоже кое-что видно, и вообще.

У него есть свидетельство машиниста. Экзамен сдал, а за контроллер сесть не пожелал: заработок ненамного больше, зато ответственности — вдвое. Ему видно по вагонам, сколько метров осталось надвигать состав в кривых участках. За сигналами следит и за бесшабашным народом, что шныряет по путям, норовя угодить под колеса. Машинистов, понятно, в депо не хватает, помощников с правами управления куда как выгодно перевести за правое крыло. Только испокон веку по двое ездили, наверное, неспроста.

— Закавыку нашел! Поставлю слева обзорное зеркало, все сам увижу, — бурчит Блохин. — Как хорошая мадам, буду в него поглядывать.

— Помаду и духи припаси, — поддразнивает его помощник, делая губы сердечком, огорченно затихает.

А что, Блохин припасет все необходимое — и добьется двустороннего обзора. Пока тепловозам не устроили дистанционное управление, сгодится и это.

Воздухораспределителями цистерн он, оказывается, уже интересовался. Не достигается нужное быстродействие тормозов. Нет-нет, лучше и не браться — проверено, шансов нет. Схему размещения катеров одобрил и немедленно выделил мне драгоценный лист ватмана, кажется не очень дрогнувшей рукой.

Ну, а идея с распределителями — неужели она так и останется неспетой песней? Он хоть какую-то попытку сделал, а мне, выходит, сразу сдавайся?

Блохин оторопело посмотрел на меня, осуждающе крутанул головой. И вдруг протянул мне весь рулон ватмана:

— Бери, я себе еще достану.

Настойчиво заприглашал меня к себе в гости, его дочки заварят нам хорошего чайку. Но я отказался. Дочки у него скучные, по три платья в день меняют, а разговоры сплошь из «хи-хи-хи». Отец сам зовет их свистульками. Надо бы написать Антону: как он там? Не заедают свирепые забайкальские хищники?

Давно я не видел Блохина таким довольным. Он жмурится блаженно, точно его слепит блеск солнца в тысячах зеркал на станциях, отчего день становится светлее и праздничнее и даль видна без конца.

Будет виться стальная нить, накрепко сшивая непокорный простор. Сопки очень похожи на волны. Ветер ударит в борта, бессильный сломать назначенный курс. И перевалы будут прекрасны тем, что круты. Он только начал открываться передо мной, мир, в котором еще столько нужно сделать!

7

Казачка отставили, по его просьбе, от поездки. Он даже с планерки ушел, где начальник отделения дороги, редко бывающий у нас, докладывал про общесетевое совещание. Надвигаются перемены: придут более мощные, трехсекционные локомотивы, более длинными станут тяговые плечи. Обещают вернуться к старой системе закрепленной езды — обезличка при обслуживании тепловозов себя не оправдала, весь приписной парк довели до крайней запущенности.

— Перескажете потом, ребята, — извинился Казачок, нетерпеливо топчась у выхода. Еще вчера укатывал всех очередной серией анекдотов — он способен по часу травить их на любую, какую ни назови, тему, — а сегодня сам не свой. У его жены трудные роды.

Неужели удача, столь долго улыбавшаяся, посмеется над человеком?

— Я так и думал, везунчик, он и есть везунчик, — сказал Блохин, поздравляя Казачка с новорожденными сыновьями-двойняшками.

СВОЯ НОРМА

1

В соседнем цехе включили компрессор для обдувки тепловоза, поставленного на ремонт. Вырываясь из шлангов этой адской машины, воздух свистит, с подвывом набирает высокие тона. Прямо тебе трудовая симфония. Среди металлических стяжек перекрытий наверху всполошенно заметались голуби. И еще больше стала похожа на голубятню конторка мастера — ради экономии места она поднята под потолок, в нее ведут крутые узкие ступени.

Пронзительным верещаньем предупредил о своем приближении мостовой кран. Школьники, пришедшие в в депо на экскурсию — чей-то подшефный класс, — оглушенно прижались к стене.

Эх и зелень, всего интереснее им, балбесам, автомат с бесплатной газированной водой. Жмут кнопку, наливаются выше ушей, каждого можно вместо цистерны везти на пожар! Петряй подошел, раздвинул их, они послушно посторонились:

— Пейте, дядя, вы ведь на работе…

На руки его посмотрели, с неоттертой въедливой грязью, на торчащие из кармана пассатижи. Ничегошеньки тут нет веселого, а Петряй неудержимо расцветает, сдвигает на затылок берет. То-то же, пацаны, поняли, с кем имеете дело!

И он тоже совсем недавно был таким лопоухим. Вместе со старшими, а не на час раньше, стал уходить со смены нынешней весной. Восемнадцатилетие незримо обозначило нужную душе солидную ступеньку. Осталось непутевое пацанство позади…

Предприятий крупнее депо в их поселке нет. В каждой семье кто-нибудь служит на железной дороге, а то и по две-три форменки рядом висят в квартире. Везде, даже на клубных афишах, указывается московское время, по которому живет весь транспорт.

Устраиваясь в электроцех, Петряй многое — какие уж тут секреты, — знал наперед. Но все-таки не сразу приноровился к взрослым заботам. Крутоватый произошел поворот. О школе он не жалел, чего там попусту время терять. Все равно уроки не праздновал, иначе бы друзья его беспощадно осмеяли. Был такой же отчаянный, как все, ни одна стычка, окропляемая кровью из носов, без него не обходилась. Склепанные им самопалы расходились по рукам нарасхват.

А потом начал охладевать к забавам. Надоело разбираться с фраеристыми ребятами из краснокирпичных «комсоставских» домов, развлекать бойких, шибко бойких подруг… Кличку «Слон» он оправдывал ранней мужицкой статью, хотя склонность к флегматизму тщательно скрывал.

За себя постоять, отчудить чего-нибудь — это Петряй мог. Но всему же есть предел! Однажды его пригласили на кладбище, дуроломно собравшись вечером валять кресты. Он отказался от этого паскудства, даже не попытавшись, ради приличий, найти благовидную причину. Компания ему не простила, вскоре вообще поставила на нем крест…

Постепенно, со скрипом, притерся он к большому и безостановочному деповскому механизму. Свыкся с ежеутренним топотком по щербатому асфальту сто лет не ремонтированного тротуара, с гулкостью громкоговорящей связи на станции. Дело осваивал быстро, а теперь не без нахальства нацелился получить четвертый разряд.

Еще ничего не умея, он знал, что обязательно станет мастером экстра-класса! Штурмует теорию, как обезумевший отличник. С практикой-то вопрос решенный, к Митрофану Даниловичу и к Бянкину, словно в академию, посылают, за высшими слесарными навыками. Они бодро взялись за его воспитание, решив осчастливить его отеческим вниманием. Но любые их поучения он встречал прохладным наглым взором. Не надо, дедушки, морали. Лишь в том, что касается работы, у них обоих все бесспорно. Вконец бестолковым надо быть, чтобы опыт у стариков не позаимствовать себе на пользу.

Отлиховал Петряй, как отболел. Навострился разбираться в марках металла и проводов, накрепко впитал переставшие быть отвлеченными понятия