Путь к вершинам - Геннадий Петрович Исаков

поперек его трудовой биографии, дрожит в нем струна задетого самолюбия, издавая скрежещущий звук. И я снова беру лохмотья «концов». К ходовой части не придерется самый дотошный сменщик, но я тру и тру тепловоз, словно это полированный сервант, вот-вот начну отражаться в нем.

Работа наша считается интеллигентной, многие думают, что мы сидим себе в костюмах и при галстуках (почти что в белых перчатках), на сигналы посматриваем и кнопками пощелкиваем. А с нас по семь потов сходит крупными каплями. Мою спецовку отстирать ни одна прачечная не возьмется. Да и Блохин бывает хорош, «понянчив» объемистую масленку.

Мы интеллигентно клюем носом, свирепо умываемся, нарочно широко плеща на себя из медного чайника, чтобы отогнать предательскую дремоту. Диспетчеру, видно, платят с обработанного времени, остальное ему до лампочки.

Загорелся зеленый, охотно фыркнул дизель, тронулись пристывшие к рельсам платформы. Рейс продолжается, еще не все потеряно.

5

Бате попалась на глаза газета, где воспевалась польза бега для здоровья. Повертел ее и бросил.

— Меня агитировать не надо! Я тот бег по производственной неизбежности ежеденно употребляю!

Ходок он отменный, профессия такая. Участок свой тысячу раз вымерил шагами, прощупывая каждый стык и крепежные детали. Потому, наверно, и выглядит моложе своих пятидесяти. С одного удара по самую головку вгоняет костыль в шпалу. Постоянно на свежем воздухе, это не соляркой дышать.

Он мечтал стать летчиком, но был единственным мужиком в семье — у меня шесть тетушек, — и вышло ему остаться при доме. Помню, как младшей тетушке купили пальто с пушистым воротником. Уцененное: мыши у него под рукавом дыру прогрызли. А она была счастлива и не обращала внимания на то, что оно мышами недоеденное.

Мальчишкой я бывал у отца на Каргасоке. Однажды зимой, оставив меня дневалить в тепляке, все ушли на подбивку шпал. Из лесу вдруг показался сохатый, замер, посмотрел на меня пристально, качая коронованной рогами головой, как бы спрашивая, кто я такой и кто здесь хозяин. Метнулось — и потерялось между сопками эхо от выстрельного треска в березах. Это лопался лед вокруг кипящих даже на морозе ключей. Сохатого как ветром сдуло.

Шалишь, залетный, вот они, хозяева настоящие, идут в своих ватных скафандрах. Снова обеспечили поездам желанные нули. Швыряют шапки на лавку, басисто возмущаются тем, что технический прогресс не одарил их никакими инструментами, кроме ломометра и кувалдометра. И тянутся задубелыми руками за жестяными кружками, отогреваясь кипятком.

Клятое место этот околоток. Двенадцать лет назад на восьмом километре произошло крушение. Вагоны раскидало метров на полста по сторонам, безумная сила смяла, исковеркала металл: путейцы недоглядели за температурными напряжениями в рельсах. Дорожного мастера отдали под суд, а отца поставили взамен его. Позже почти на тех же самых пикетах ушло под откос еще больше половины состава: задремавшая локомотивная бригада превысила скорость на уклоне, и в кривой с платформы выхлестнулся плохо закрепленный груз. С путейцев за это не спрашивали.

Смешно, как обрадовался отец моему возвращению с учебы. Гордился моим дипломом, так и сяк вертел его, почти нюхал. Надев белую рубашку и повязав галстук, самолично отнес мое направление в депо, ожидая расспросов и поздравлений. Потом успокоился. Нынешняя зима выдалась снежная, перевальные выемки заваливало доверху, и поезда стояли, ожидая расчистки. Весна пришла с избыточной водой, но удалось обойтись без происшествий. Для того пришлось, разумеется, побегать.

С Блохиным отец знаком и, в общем, одобряет его кудреватый норов. Тот копался в шпалоподбивочной машинке, наглядевшись, как маются с ней путейцы, но, похоже, ничего у него не получилось. По-прежнему колотятся шэпээмки, припадочно стуча стальными лапами о щебень. А при рихтовке колеи рельсы подвигают вручную, дружно сгибаясь над ними. За год такой работы нужно автоматически давать по ордену. Я пробовал забивать костыль. Лупил, лупил, раз пять промахнулся, вышло криво-косо. Отец костыль выдрал, ахнул молотком — шляпка влипла в шпалу…

На летний сезон дали большой план по выборке «тещиного языка» — угловатой скалы, которая козырьком нависает над колеей. Приедут механизаторы. Работы они ведут давно, если посчитать закрытые по ней наряды, «язык» уже должен был отодвинуться от пути на расстояние пушечного выстрела. А он все ни с места.

— Кто б этими хитрованами занялся, а? — недоуменно печалится отец, будто ему собственных забот не хватает.

Иногда он вроде бы оправдывается передо мной за свою простецкую судьбу, хотя впрямую разговор об этом не заводит. Летал бы не хуже других. Но что-то же держит его на Каргасоке, обихоженном, как собственный огород! Может быть, перевал дает ему ощущение не доставшейся ему высоты?

6

За спинкой сиденья у Блохина торчал рулон бумаги. Прямо в кабине он, что ли, черчением занимается? Нет, оказывается, удалось ватман раздобыть. Он придумал, как сбавлять обороты двигателя на холостом ходу, удовлетворяя машину минимальными порциями горючего во время ее бесполезного кручения.

Свободное время пошло ему на пользу. Хотя свободное — это если в прямом смысле брать. Он ведь как тот алкоголик: «Эх, взять бы мне да бросить пить, я б столько водки смог купить!..» Наконец-то — давно собирался — повнимательнее рассмотрел рычажный привод тормозов. И, естественно, остался недоволен им. Колодки должны изнашиваться ровнее и служить дольше. А то полторы смены — и стой, заменяй, до дыр истончились с одного конца. Конструктивные изменения в локомотивы вносятся лишь с благословения самых высоких инстанций. Так, значит, придется добраться до министерства. Гореть синим пламенем еще одному его отпуску.

Мне, казалось, все равно, с кем ездить. Но весенняя оглушенность проходила. А жилось как-то механически — вызов, рейс, отдых, опять рейс… Ты никого не трогаешь, тебя никто не трогает. Вроде бы так и надо: с командирами не спорь, за регламент не высовывайся. В заводную куклу не долго превратиться.

Час назад я — не знаю, что мне стукнуло в голову, — побывал в деповском БРИЗе, с горделивым смущением поделился идеями. На дороге появились и все чаще встречаются восьмиосные цистерны. На них поставлено по два воздухораспределителя, а так ли уж невозможно обойтись одним?.. А на местном механическом заводе грузят свою продукцию — речные катера — по восемь штук в полувагоне. Можно по двенадцать, причем на платформах, они не такие дефицитные. Поставить елочкой, и станешь воздуха меньше возить!

Не нужно быть Эдисоном, чтобы додуматься до этого. Но говорил я, неожиданно для самого себя, возвышенным голосом, будто бы читал великую поэму. Сидевшая напротив меня полная женщина, грызя яблоко и морщась от его кислоты, пообещала зарегистрировать мои предложения, когда принесу готовый материал.

Такой вот получился творческий дебют.

Я пошел к Блохину.

Его кургузенькая «ТЭМка» сиротливо стояла в