Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

– Если я не последний дурак, то помню, что выпускать…гм… древлянку не велено.

– Молодец, – одобрил Павка. – Возьми на полкепирожок. Более того, ее велено еще и стеречь. Пуще глаза. Даже пуще зеницы ока.Потому я от нее ни на шаг. Отворяй-ка ворота. Мы проедемся вокруг рва,осмотримся.

Переход от насмешливо-благожелательного тона к повелительномубыл резок, внезапен. Страж, вздрогнув, ухватился за дубовый засов, натужился, скряхтением вынул еще до того, как понял, что делает. Павка заставил конятолкнуть грудью створки, он не терял ни мгновения даром. Ольха съежилась,затаила дыхание.

Ворота со скрипом отворились, Павка уже выдвинулся за линию,когда страж опомнился:

– Постой! Но у нее конь быстрее твоего. Сразу видно.

Павка жестоко улыбнулся. Ольха не думала, что всегда веселыйрус может улыбаться так хищно.

– Ты видишь, сколько у меня стрел в туле? А бью я уткув полете.

– Но как же… – Страж перевел остолбенелый взгляд наОльху. Ей почудилось сочувствие. – Но ведь она же…

– Каждый сам выбирает, жить ему или нет, – ответилПавка, он толкнул коня каблуками под бока.

Ольха выехала, держа лицо непроницаемым. Еще чуть-чуть, истраж бы опомнился, не разрешил им выехать. А так она долго еще чувствовала егоиспытующий взгляд. Потом, судя по тому, как резко исчезло неприятное ощущение,он отвернулся и стал закрывать ворота.

Дорога расширялась, кони неслись над ней как две огромныептицы. Своим особым чутьем видели впереди коновязь с множеством коней, скоторыми можно будет общаться, свежий овес, ключевую воду, которую из-залености челяди не всегда получают дома.

Петляя, дорога вырвалась из леса и повела к двухповерховомудому с множеством пристроек и большим огороженным двором. По мере того как кониубыстряли бег, Ольха рассмотрела невысокий забор, через который хорошо видноширокую коновязь, просторную конюшню, кузницу, над ней и сейчас вьется сизый дымок,загородки, за которыми хрюкают свиньи, кудахчут куры, гогочут гуси…

– Абрам? – переспросила она с недоумением. –А как же свиньи?

– Не обязательно самому есть то, что продаешьдругим, – засмеялся Павка. – Пойдем в корчму или наверх?

Ворота были приглашающе раскрыты. Они ворвались во двор нарысях, у коновязи к ним подскочили два отрока. Павка бросил им поводья,одобрительно подмигнул, расторопные ребята. Ольха соскочила, голос еевздрагивал:

– Мне лучше пойти одной.

– Ой ли?

– Павка, я дала слово! – сказала она с отчаянием.

– За другое тревожусь. Ты не говоришь, что стряслось,но я чую беду. Вдруг с тобой что, как я узнаю?

Она заколебалась. Лицо Павки вытянулось, в глазахпроскакивали искорки страха. Она знала, что он веселится под звон мечей, дажераненый не уходит с боя, а рвется в самую гущу, а сейчас либо страшится за еесудьбу, либо… знает что-то больше ее.

– Я вернусь скоро, – ответила она наконец. –Если же нет…

Он хлопнул по рукояти меча:

– Тогда горе тем, кто попадется навстречу.

Ольха грустно улыбнулась, уже забыла, что Павка из русов,взбежала по ступенькам крыльца. Дверь распахнулась. Вырвалось облако запаховжареного мяса, гречневой каши на масле и хмельного меда, а вместе с ним срычанием вывалились два дюжих мужика. Вцепившись друг в друга, катились поступенькам. Ольха опасливо переступила порог.

Народу в корчме было на удивление. По одежде судя, всеподорожние, проезжие. Их отличает, как давно убедилась Ольха, особаядобротность, сдержанная уверенность, ибо слабые и робкие сидят дома. Студена,сколько ни осматривала плохо освещенное помещение, не увидела. Проглядеть немогла, знатного боярина узнают и со спины.

На нее начали оглядываться, и она пошла под стеной, потомучто в комнаты для постояльцев можно было пройти только мимо кухни. Тут же,выпустив облако пара, словно там стирают, а не готовят еду, отворилась дверь,на пороге появился сгорбленный худой человек в ермолке и с черными прядямиволос у висков. Хазарин, поняла Ольха, а то и сам иудей. Она так привыкла, чтопостоялые дворы держат немолодые здоровяки, накопившие деньжат на службе князяили награбившие в дальних походах, что сперва даже не поверила, что он и естьхозяин, такой худой и нераскормленный. Правда, за его спиной маячили двамолодых гиганта, рубили мясо, но тем более чудно, как ухитряется держать их вруках. Ведь ничего не стоит зарубить и его как теленка, а постоялый дворзабрать.

Боятся закона русов, вспомнила она Олега. Закона, за спинойкоторого блещут острые мечи.

– Что ты хочешь, красивая женщина? – спросилхозяин. Ермолка была вышита странными знаками и символами, которые Ольхепоказались знакомыми. – Пообедать или остановиться на ночь?

Уже почти все в корчме перестали жевать, уставились нанеожиданную гостью с откровенным любопытством.

– Ни то ни другое, – ответила она сдавленнымголосом. – Здесь должен был остановиться… ненадолго воевода Студен. Яхотела бы его видеть.

Хозяин окинул ее быстрым цепким взглядом. Глаза его быличерные, как переспевшие ягоды терна, седые брови срослись на переносице.Длинный вислый нос почти касался верхней губы, придавая лицу унылое выражение.

– Не в моих правилах беспокоить гостей, – сказалон наконец.

Ольха вскрикнула:

– Мне нужно видеть его срочно!

Он развел руками, улыбнулся, показывая, что еще не закончил,повторил терпеливо:

– Да, не в моих правилах… Так можно растерять всехгостей. Но ты, как я вижу по осанке и одежке, из знатных. Да и вряд ли воевода,как бы ни был занят, откажется, если к нему зайдет такая молодая и ослепительнокрасивая женщина.

– Благодарствую, – пробормотала Ольха.

Он оглянулся, негромко свистнул. Из кухни высунулся широкийв плечах парень. Капли пота едва не шипели, испаряясь, на его краснойраспаренной роже.

– Чего?

– Покажи этой женщине… красивой женщине, – онпоклонился в сторону Ольхи, – комнату воеводы Студена.

Ольха сказала торопливо:

– Я сама. Только скажите, где она.

– Пусть покажет, – сказал хозяин потвердевшимголосом. – Незачем тыкаться в кладовки, чуланы… или другие комнаты.

Парень выдвинулся такой рослый, что Ольхе пришлосьзапрокидывать голову, если бы пришло в голову его рассматривать. От негопахнуло печеным гусем с чесноком и луком. Он пыхтел, с наслаждением вдохнулвоздух корчмы, прохладный в сравнении с тем, что было на кухне у кипящихкотлов.

Ольха тихонько поднялась по шатким ступенькам. Парень неторопился, вздыхал, вытирал пот, дышал шумно, наполняя помещение густым убойнымзапахом старого чеснока со старым же салом.