Ингвар и Ольха - Юрий Никитин

– У нас таких привязывают за ноги, – сказала онамедленно, – к верхушкам деревьев… А потом отпускают!

Гридни пыхтели, один сказал с натугой:

– Неплохой обычай. И воронам не надо топтать землю.

– Только все слишком быстро, – добавил второйнедобро. – Нет, когда на колу – это лучше.

А третий обронил укоризненно:

– Больно ты добрая, княгиня!

Она не поверила своим ушам. Уже и русы начинают называть еекнягиней? И никто не смотрит как на пленницу. Видно по глазам, лицам, повадкам.Или потому, что сообщила о заговоре?

– Надо спешить, – сказала она. – Кто знает,как там обернется? Прямо во дворе растут две березы!

В проеме возникла сгорбленная фигура. Когда человекразогнулся, Ольха ахнула, увидя разбитое в кровь лицо Павки. Он успокаивающеулыбнулся ей толстыми почерневшими губами:

– Нутро цело, остальное заживет. Собирались тешитьсядолго. Хлопцы, княгиня права. Покончим с ним быстро! Надо спешить к Олегу.

Спускаясь по лестнице, Ольха оскальзывалась на залитыхкровью ступеньках, переступала через трупы. Только теперь поняла весь размерзаговора против Ингвара. Сюда были стянуты все, верные Студену, и все полеглиблагодаря прожженному Рудому, который на хитрость ответил коварством и двойнойхитростью. Если Студен вероломству научился у русов, которые столкнулись с темв прогнившем Царьграде, то сами русы учились у изворотливых греков, которыеспать не лягут, если не обманут, не соврут, не украдут и не нарушат клятву.

В корчме столы были перевернуты. Абрам с одним помощникомползали по полу, спешно замывали кровь. Убитых уже вынесли. Несмотря накровавую бойню, торговля должна продолжаться. Свет не кончается на одной драке,пусть и очень кровавой.

Дверь на выходе висела на одной петле. Солнечный свет слепилглаза, воздух был свеж, с легким запахом свежепролитой крови. У коновязи стояликони, а через раскрытую дверь конюшни Ольха углядела свою белоснежную кобылу.

Двое быстро залезли на березы, привязали веревки, внизудружно потянули вниз, прикрепили пригнутые вершинки к торопливо вбитым в землюкольям. Студена бросили оземь, быстро и умело привязали крепко-накрепко правуюногу к одной вершинке, левую к другой.

Руководил Павка, трое уже выводили коней. Один гридень,взглянув на Ольху, молча подвел ей кобылу и опустился на одно колено. Ольхаблагодарно кивнула, без такой ступеньки не влезла бы, тело стонет от боли.

Натянув поводья, сказала нетерпеливо:

– Павка, заканчивай!

Тот оглянулся, на обезображенном лице усмешка была волчьей.

– Сейчас-сейчас! Не тревожься, Ингвар и Рудый поспеютвовремя. Да там еще и Асмунд.

– Я не о том тревожусь, – сказала онасердито. – Как бы они не подрались.

Лицо Павки стало серьезным. Он вытащил из-за пояса нож:

– Хошь перерезать?

Ольха заколебалась, но подумала, с каким трудом даетсякаждое движение, только-только села так, что не больно, покачала головой:

– Кончай скорее.

– Добрая ты, – сказал Павка уважительно. –Прямо ангел.

– Кто это? – не поняла она.

Павка ухмыльнулся:

– Да это… такие… ну, как-нибудь расскажу. В Царьградечего только не узнаешь.

Он начал пилить туго натянутую веревку. К другой ногеподошел Боян, приставил острое как бритва лезвие к дрожащей от напряженияверевке. Подул ветерок, листья тревожно шелестели. Студен застонал сквозь зубы,закрыл глаза. Путы сняли, руки были свободны.

Павка сопел, пилил. С другой стороны ждал Боян, готовыйперехватить веревку одним движением. Студен дышал все чаще, лицо его покрылоськрупными каплями пота. Внезапно он вскрикнул, широко открыл глаза. Его пальцысудорожно ухватились за вбитые в землю колья.

– Во-во, – сказал Павка удовлетворенно. –Посмотрим на крепость твоих рук… Мужик ты был здоровый.

Он полоснул по веревке сильнее, и Боян, уловив движениедруга, перерубил веревку на своей стороне. Студена рвануло вверх и в стороны.Он успел страшно закричать, туго натянулись жилы на руках, но пальцы соскользнулис кольев, и вершинки берез освобожденно взметнулись к небу, там был треск,хлопок, и березки закачались, размахивая окровавленными половинками. Внизплеснуло, как из ведра, кровью, посыпались внутренности, а кишки протянулисьмежду вершинками от дерева к дереву.

Ольха отвела взор, ударила коня под бока сапожками.Багдадская кобыла прыгнула вперед так резко, что Ольха едва не вылетела изседла. Чудом успела направить в раскрытые ворота. За полверсты от корчмы еедогнал Павка, а сзади мчались еще с десяток дружинников. Матерых, отборных,закаленных. Какие бы ни были богатыри у Студена, но Рудый, похоже, предусмотрели это.

Лишь сейчас Ольха вспомнила, что видела только троих раненыхиз его дружины, а убитых не было вовсе. Коварный Рудый! Наверняка ухитрился издесь одолеть какой-то хитростью, вывертом, обманом!

В лицо дул холодный после дождя ветер, а спину грело солнце.Ольха поблагодарила богов, чувствуя, как возвращаются силы. Любые раны заживаютбыстрее, если с души свалится камень. Она страшилась гнева Ингвара… нет, егонедоверия, презрения, а он слова не бросил в упрек!

Разве что, подумала внезапно, все еще не считается с нею какс человеком. Козу трудно винить, что забралась в огород, на то и коза, животноенеразумное, так же многие русы, как успела заметить, относятся и к женщинам.Даже то, что гридень подставил ей колено, или то, что начинают звать княгиней…Все делают скидку на то, что женщина.

«Не знаю даже, – подумала она в сердитомсмятении, – хорошо это или плохо. Ладно, сейчас об этом думать некогда».

Впереди вырастала черная стена леса, словно в насмешкуназванного Светлолесьем. Может быть, так в древности и было, а сейчаснадвигались деревья с черной корой, корявые, с узловатыми перепутанными ветвями.От него веяло за версту опасностью.

Павка пригнулся, гикнул, и деревья расступились, помчалисьпо обе стороны узкой тропки. Даже не человечьей, а звериной. Звери по ней ходятна поля, жрут посевы, пытаются вытеснить человека. Воздух стал холодным и влажным,с листьев сдувались капли дождя.

– Куда мы скачем? – крикнула Ольха.

– Я знаю, где будет охотиться Олег! – крикнулПавка.

– Успеваем?

– Не знаю, – ответил Павка честно.

Олег прыгнул со скачущего коня, длинное лезвие ножа взвилосьв воздух. Он упал на спину убегающего кабана, дыхание от удара вылетело совсхлипом. Лезвие вошло в тугую плоть, как в теплое масло. Он слышал трескразрываемых железом мышц.