Здесь, под северной звездою...(книга 2) - Линна Вяйнё

Кививуори стоял у себя во дворе и смотрел на двух всадников, которые осторожно приближались по дороге. Отто подошел к воротам, и всадники подъехали к нему. Они держали ружья наперевес, целясь в Отто. Всадники были молоды, лет по двадцати, не больше. Один из них окликнул Отто, стараясь говорить густым мужским басом, чтобы скрыть щекочущий душу страх.

— Эй, старик, ты кто такой?

— Я так себе, просто Кививуори,

— Есть в деревне красные?

— Ушли еще вчера.

— Если врешь — расстреляем.

— Поди сам посмотри, если мне не веришь.

Всадники все держали Отто на мушке. Очевидно, им доставляло удовольствие пользоваться оружием. Из-за поворота показался верховой офицер в белой шапке, а за ним солдаты, марширующие в колонне по четыре. И всадники, махнув им руками, поскакали дальше. Отто все стоял и смотрел, и офицер, проезжая мимо него, задал тот же вопрос о красных. Маршировавшие за ним солдаты были большей частью молодые парни. Их лица от усталости и напряжения казались злыми.

Некоторые солдаты, проходя мимо, поглядывали на Отто, но большинство не обращало на него никакого внимания. Почти на всех были серые военные куртки. Но там-сям меж ними мелькала и штатская одежда и даже несколько простых картузов. У большинства на головах были меховые шапки, и пот из-под них тек ручьями, размазывая грязь по лицам.

— Эй, Юлилуома. Дай глоток воды.

— Черта ли... Я тут ни к кому в водовозы не нанимался.

— Н-ну и понюхай...

На горке, против имения барона, они остановились привалом. Собрались любопытные поглядеть на них. А когда весть о приходе белых разнеслась по деревне, пришли и пастор с пасторшей. Офицер заметил, что они из господского сословия, и подъехал к ним, вежливо отдавая честь. Приветствуя офицера, пасторша заплакала и несколько раз повторила:

— Как мы вас ждали... Как мы вас ждали...

Потом она спросила, не знает ли офицер молодого егеря по фамилии Салпакари. В ее воображении все белые должны были знать Илмари. Но офицер повторил фамилию и покачал головой:

— Возможно, я и слышал, но не припоминаю. Может быть, он не на этом фронте, а на другом. Их распределили по всей армии.

И пастор прослезился. Он только этой ночью пришел домой. Заключение оставило заметный след. Лицо у него было серое, щеки ввалились. Волнение и бессонница последних ночей еще более усиливали усталость. Сначала он заговорил, обращаясь к ближним солдатам, но постепенно повысил голос, обращая речь ко всей роте:

— Дорогие воины и господин офицер! Я являюсь пастором здешнего прихода, и в этом качестве я рад приветствовать ваше прибытие. Добро пожаловать, доблестные воины, сыны Севера, потомки свободных людей, доказавшие, что в вас еще живет дух отцов! Финский свободный крестьянин, чью шею никогда не угнетало ярмо крепостного рабства, поднялся на защиту справедливости. Богобоязненность, любовь к отчизне и уважение к закону живы еще в сердце финского крестьянина.

Солдаты во время речи пастора молча смотрели в землю. Лица их были усталые и злые. Пасторша пошла в имение к баронессе. После смерти мужа баронессу охватила апатия. Она лежала в постели не вставая и сохла прямо на глазах. Когда пасторша сообщила ей о приходе белых, баронесса отнеслась к этому совершенно безучастно. Пасторша спросила, нельзя ли напоить солдат молоком, и баронесса с тем же безразличием кивнула головой. Похоже, что она толком даже не поняла, что от нее хотят. Пасторша разыскала управляющего, и тот распорядился, чтобы выдали молоко. Появление полных бидонов вывело солдат из оцепенения. Пасторша, увлеченная и деятельная, сама принялась разливать молоко. Пастор немного поодаль беседовал с офицером.

Пасторша наливала молоко солдатам, которые хмуро и смущенно выслушивали ее тирады и быстро отходили, стесняясь этой барыни, говорящей восторженные любезности:

— Вот, пожалуйста. Для воина Финляндии! Ах, вы ранены?

Солдат с перевязанной рукой смущенно пробормотал:

— Да так, царапнуло...

Он быстро отошел и спрятался за спинами других. Выпив по кружке молока, солдаты стали помышлять о добавке.

— Пойдем, станем в очередь снова. Эта баба не запомнила наши рожи.

— Небось она видит, как черт. Ишь, каково зенки-то у ней вылуплены.

Молока принесли еще — весь утренний надой имения,— так что солдаты напились и даже наполнили свои фляжки. Затем офицер дал команду строиться. Солдаты быстро собрали свое снаряжение, и колонна построилась.

— Вперед, шаго-ом марш!

Офицер взял под козырек и, пришпорив коня, поскакал вперед, в голову колонны. Пастор и пасторша долго махали ему на прощанье руками.

Под вечер в деревню прибыли братья Теурю. Притаившиеся в лесах шюцкоровцы, как только фронт подвинулся, вышли навстречу белым и вместе с ними вступили в родной приход. Aapo приехал в село на лошади и привез оружие. В тот же вечер начались аресты. И хозяин Кюля-Пентти тоже появился с винтовкой за плечами и с белой повязкой на рукаве. Он не принимал участия в арестах, но караулил арестованных в доме пожарной команды, куда их приводили. Аресты производили братья Теурю и лавочник. Управляющий барона также взял винтовку, хотя и был шведским подданным. И староста, который имел дело с красными при реквизициях и выслушивал от них много обидного, тоже горячо встал на сторону белых.

Первым привели Анттоо Лаурила. Его сразу же нашли на чердаке бани. Арво приказал ему слезть оттуда, затем, приставив ему к виску маузер, спросил:

— Где Ууно?

— Ты же знаешь, он ушел.

— Все равно найдется, как бы далеко ни ушел. А ты, Анттоо, пройдешь через узкую дверь, это уж я тебе обещаю.

Арво был спокоен и сдержан. Слова произносил тихо, но в них звучала такая безмерная ненависть, которая пока не могла выплеснуться наружу никаким другим проявлением.

Анттоо уставился в землю.

— Тогда кончай тут. Зачем зря водить?

— Придется немного подождать. Ну, ступай вперед, бык.

Канкаанпээ тоже нашли. Из своих окон Халме видел, как его повели. Эмма умоляла мужа спрятаться. Халме в волнении расхаживал по комнате, не зная, на что решиться. Наконец он все же согласился спрятаться под крышей картофельной ямы. Он забрался туда ползком и зарылся в прелую солому. Лежать было страшно неудобно и невозможно повернуться. Да ко всему он еще наткнулся головой на гвоздь, торчавший в стропиле. Эмма закрыла снаружи соломой вход в его нору.

— Я скажу, что ты ушел ночью. Вдруг им известно, что ты днем еще был дома.

Халме лежал лицом вниз. В ноздри бил затхлый дух прелой соломы. Не прошло