Анна среди индейцев - Пегги Херринг

за штурвал, как сомнамбула: глаза открыты, но смотрят пустым взглядом.

— Капитан! — кричит Тимофей Осипович.

Одно его слово выдергивает Николая Исааковича из ступора. Он обводит взглядом вопросительные лица на палубе и трясет головой, будто отгоняет сновидение. Его растерянность исчезает, сменившись властностью, которой он, должно быть, научился в морской академии.

Он зовет Ивана Курмачева, корабельного плотника.

— В трюме есть вода?

Курмачев скрывается под палубой так быстро, как только позволяет ему возраст. Его шаги грохочут на лестнице.

Затем муж обращается к Тимофею Осиповичу.

— Где мы, во имя всего святого?

— К северу от острова Разрушения, — отвечает тот.

— Знаю, — с раздражением бросает муж. — У этого места есть название?

Тимофей Осипович медленно качает головой.

— Возможно. Проверьте свои карты.

В этот миг Курмачев с грохотом взлетает по лестнице.

— Капитан! Течь! — кричит он, хрипло и тяжело дыша.

— Сколько у нас времени?

— Немного.

— Тогда выбора нет. Мы должны покинуть корабль, — говорит муж. Но, противореча собственным словам, снова хватается за штурвал. Остальные ведут себя так же странно. И дальше держатся кто за фальшборт, кто за мачту.

— Покинуть корабль! — повторяет он.

И снова никто не двигается с места.

Вмешивается Тимофей Осипович.

— Сначала ружья и порох, — командует он. — Держите порох сухим.

— Мы не можем спустить шлюпку при таких волнах, — говорит Котельников.

Тимофей Осипович окидывает его испепеляющим взглядом и продолжает отдавать приказы.

— Кузьма Овчинников, Джон Уильямс… Яков… и остальные алеуты — берите столько, сколько сможете унести.

Он велит им прыгнуть за борт, добежать до берега, сбросить свой груз и как можно скорее вернуться на корабль, где остальные члены команды подготовят следующую ношу.

— Теперь, по моему сигналу, — наставляет Тимофей Осипович. Очередная яростная волна ударяет в судно, и оно клонится к берегу под опасным углом. Достигнув предела своей досягаемости на песке, волны возвращаются к нам. Едва корабль начинает клониться в противоположную сторону, как Тимофей Осипович кричит:

— Давай!

Моряки прыгают, держа нагруженные руки высоко над головой. Жучка не может с собой совладать. Она бросается в море вслед за ними.

Люди и собака устремляются к берегу с такой скоростью, будто за ними гонится черт. Я все так же стою, обхватив фок-мачту.

Николай Исаакович велит матросам снять паруса.

— Они будут нашими палатками, — говорит он. Люди карабкаются наверх, отсоединяют рымы и тянут канаты через блоки.

Кое-кто из команды возвращается. Они берут следующую ношу: оружие, порох и, к моему облегчению, бочонок гречки. Бегут к берегу, пока прибой не вернулся, — и таким манером переправляют предметы первой необходимости на берег. Тимофей Осипович даже заставляет их спасти пушку. Ее скатывают с палубы. Она плюхается на мелководье дулом вниз и увязает в песке. Высвободить ее непросто, но они справляются.

Я не отпускаю мачту. Я не очень хорошо плаваю и, как бы неразумно это ни звучало, не могу покинуть корабль без своего телескопа и журнала. Нужно сходить за ними. А что потом? Не уверена, что смогу прыгнуть в море. Я должна позаботиться о своем спасении, этого требует разум, но, когда я гляжу на пространство, которое должна преодолеть, чтобы достичь суши, меня сковывает страх. Я впиваюсь в мачту ногтями.

— Аня! — кричит Николай Исаакович. — Что ты делаешь? Беги на берег.

— Сейчас?

— Да, сейчас! Быстрее.

— Но мне нужен мой телескоп!

— Господи, Аня! На берег!

— Нет. Мне нужен телескоп.

В отчаянии он потрясает кулаком.

— Сейчас не время!

— Я за телескопом.

Я отпускаю мачту, бриг резко кренится. Меня качает, и я снова вцепляюсь в нее.

— Я принесу тебе телескоп, когда доберусь до берега. Обещаю. Теперь ступай, Аня. Пока не стало слишком поздно.

— И журнал! Не забудь мой журнал созвездий.

— Аня! — стонет он. Мне неприятно, что мой голос звучит так капризно, но телескоп с журналом — это важно.

Я кое-как добираюсь до фальшборта и перекидываю ногу. Крепко держусь за ограждение. Это помогает мне сохранить равновесие. Следуя примеру Тимофея Осиповича, я жду, когда прибой схлынет. Волны бьют в борт. Бриг кренится, дерево стонет.

Я должна ждать.

Жду.

С чудовищным звуком, словно мириады пшеничных зерен сыплются сквозь пальцы на всемогущей руке Господа, волны отступают.

Пора!

Я прыгаю.

Ноги ударяются о неподатливый песок. Вода ничуть не смягчила падение. Наоборот, море цепляется за мою юбку и пытается утянуть. Песок размывается под ногами. Я зарываюсь в него носками туфель. Не помогает. Меня тянет в море.

Холодно. Холоднее, чем Нева весной в Петербурге.

— Бегите, госпожа Булыгина, бегите! — кричит кто-то с брига. Я хочу посмотреть, кто это, но, обернувшись, вижу, что следующая волна уже рядом. Серая стена несется на меня, словно разъяренный бык.

Я бегу.

Я никогда и вообразить себе такого не могла. Холодная вода переломает мне кости. Я захлебнусь и утону. Мой труп доплывет до самой России. Из-за пены я не понимаю, как далеко мне еще бежать. Туфли полны воды и песка. Одна начинает соскальзывать.

Я не смогу добраться до берега босиком. Нагибаюсь. Если только мне удастся натянуть эту туфлю обратно…

Волна сбивает меня с ног.

Я падаю. Погружаюсь в холод. Море толкает меня вверх, потом тянет вниз. Мне больше не за что ухватиться. Тело болтается, как монетки на дне кармана. Я не понимаю, с какой стороны небо. Меня охватывает иррациональный страх — кажется, будто что-то пытается схватить меня снизу. Кто-то кричит. Меня грубо тащат за руку. Потом и за другую. Я снова на поверхности. Откашливаюсь и выплевываю воду. Волосы залепили глаза, я ничего не вижу, но я понимаю, что двое людей волокут меня к берегу.

Сквозь грохот волн доносятся крики, но у меня в ушах вода, поэтому они звучат приглушенно. Как будто меня зовут из другой комнаты, из какого-то далекого места.

Наконец меня выволакивают на берег. Стекающая с меня вода собирается лужицей у моих туфель. Обеих туфель. Я снова слышу.

Моя старая серая шаль пропала — ведь булавки не было, она так и лежит в каюте, вот шаль и осталась с морем и небом, словно все серые вещи непреодолимо тянет друг к другу. Я касаюсь головы. Чепец уплыл, и моя голова непокрыта, как у маленькой девочки.

Жучка прыгает вокруг меня, лает.

— Госпожа Булыгина, вы чуть себя не убили! — отчитывает меня Мария.

— Идите к огню, просушитесь, — говорит Тимофей Осипович. — Помоги ей, — приказывает он Марии. Потом поворачивается и направляется в море, сильные ноги несут его сквозь волны к бригу.

— Неужели мать вас ничему не научила? — ругается Мария. Берет меня за руку и ведет туда, где в круге из