Анна среди индейцев - Пегги Херринг

Марией, подальше от входа. Прижимаюсь к ней. Притягиваю колени к груди. Слышу вопль. Свой и одновременно не свой.

Снаружи слышится топот бегущих ног. Они сотрясают землю. Ее дрожь отдается в моем теле. Они удаляются прочь от палатки, в сторону леса. Наконец топот стихает.

Тишина опускается, как туман, и обволакивает все.

Я жду. Жду.

Слышится стон. Кто-то всхлипывает. Кто-то из наших? Или из колюжей?

Я смотрю на Марию, но она лежит, отвернувшись от меня, недвижимая, как старый валун.

Оставив ее, я неуверенно приближаюсь к выходу из палатки. Медленно просовываю голову сквозь узкий треугольный проем.

Все кончено. Сражение закончилось. Снаружи только мы.

Я тотчас нахожу Николая Исааковича. Он лежит, уткнувшись лицом в песок. Из его спины торчит копье.

Я выбегаю из палатки и падаю на колени возле него. Жучка жмется ко мне и скулит. Я отпихиваю ее.

О Господи. Мой муж мертв. Я вдова, когда мне еще нет и двадцати.

Рыдая, я поднимаю глаза и вижу стоящего над нами Тимофея Осиповича, в крови, но живого.

— Не волнуйтесь. С ним все в порядке. А с вами?

— Не соблаговолите ли вытащить из меня эту штуку? — бормочет муж.

Тимофей Осипович берется за древко и тянет. Муж стонет. Копье легко выскальзывает у него из спины. В шинели остается широкая прореха, но, судя по всему, плотная шерсть не дала копью войти глубоко.

— Коля? — кричу я. — Как ты?

Он поворачивается. Половина его лица залита кровью.

— Ох, — при виде всей этой крови у меня на мгновение отнимается язык. Наконец я нахожу слова. — Дорогой, что случилось?

— Ничего. Не волнуйся. — Он с трудом садится.

— Я думала, тебя убили. — Я хватаю его за руки, но он морщится, и я отпускаю. — О Коля. — Я промокаю кровь передником, подолом платья. Она мгновенно пропитывает ткань, расцветая большими красными лепестками. — Больно?

Американец Джон Уильямс стонет, держась за голову. С его уха стекает кровь. К нам, хромая, подходит Яков.

— Вы сильно ранены? — спрашивает он.

Под носом Котельникова подсыхающая кровь. Он стирает ее и кричит:

— Мерзавцы! Подонки!

Мария выползает из палатки. Обводит взглядом берег, словно не веря своим глазам. Он усеян следами сражения: камнями и копьями, плетеными шляпами. Многие из команды ранены.

— Что тут случилось? — кричит Тимофей Осипович. Одного за другим оглядывает моряков. — Вас и на минуту нельзя оставить?

Мы избиты и окровавлены, но все не так страшно. Никто не погиб. А вот колюжам не так повезло. На берегу лежат два тела.

— Еще одного они унесли с собой, когда бежали, — говорит Яков. — Он не мог идти.

Один из погибших — тот, кто бросил камень в Тимофея Осиповича; кто-то его застрелил, возможно, сам Тимофей Осипович. Другое тело принадлежит отроку с тупым предметом в форме рога — тому, что зашел с тойоном в палатку и разглядывал мой крест. Тупой предмет все так же висит на шнуре у него на шее.

Мне уже доводилось видеть усопших на похоронах и панихидах. Как девушка просвещенная, я никогда не позволяла им меня смутить. Я знаю, что тело — это раковина. Оно содержит жизнь — а потом не содержит, — и когда та исчезает, на этом все. Вечной жизни не существует. Такова природа смертности. Биологическое возникновение и прекращение человеческого существования.

Но я никогда не видела трупа, подобного телу этого юноши. Мягкие белые перышки все еще цепляются к его лицу. Его глаза открыты, смотрят невидящим взглядом, и на ресницах повисла пушинка. Шляпа пропала. Его руки безвольно лежат по бокам, пустые и раскрытые, пальцы слегка согнуты. Теперь, когда жизнь ушла из его тела, он весь как будто уменьшился. Он похож на ребенка.

Но в груди у него дыра с красными краями размером с обеденную тарелку, больше его головы, такая большая, что совершенно не соответствует крошечному телу. Сначала я ее вижу. А через минуту — уже нет, и я не понимаю, почему он не повернется, как мой муж, не сядет, не скажет: «Все в порядке», — не поднимется и не уйдет домой. Какое отчаяние постигнет его мать с отцом, когда он сегодня не вернется.

Жучка сует нос в дыру на груди у мальчика.

— Уйди! — кричу я, и она сжимается, прикрывая окровавленный нос лапами.

Как так получилось? Почему доброжелательность, которую я видела в палатке, сменилась вот этим?

Команда начинает шевелиться. Нужно промыть раны. Застирать окровавленные рукава в море. Собрать оставшиеся после сражения трофеи и добавить к нашим вещам в палатке.

Но сначала нужно снова выставить караул. Ружья перезаряжены. Часовые назначены. Скоро наступит ночь, и, когда это случится, я впервые отверну свой взгляд от небес. Сегодня мой мир разбился, и его осколки рассыпались по холодному берегу в чужом краю. Красота и упорядоченность созвездий не приносят утешения, а лишь насмехаются.

Глава четвертая

Поздним утром Николай Исаакович собирает всех у большой палатки. Лбы и подбородки моряков покрыты шрамами, их лица и руки в копоти, одежда порвана. Кто-нибудь спал этой ночью? Я — нет, хотя и была измотана кораблекрушением и битвой. Николай Исаакович велел мне отдохнуть, поспать, чтобы приготовиться к грядущим испытаниям. Конечно же он был прав, но кто смог бы заснуть? Гул моря раздавался так близко, что мне казалось, будто любая волна может добраться до палатки и вымочить нас до нитки. Были и другие звуки, шорохи и скрежет, приглушенные и непонятные. Каждый раз, когда я их слышала, мне казалось, что колюжи стоят по ту сторону парусины и вот-вот нападут. Но хуже всего был образ искалеченного тела мальчика-колюжа на берегу — он делал сон решительно невозможным. Этот мальчик не покидал меня, как бы крепко я ни смыкала глаза. Распоротая мягкая кожа, развороченная в кровавый фарш плоть и пустой, остекленевший взгляд. Наутро он все еще со мной. Мне кажется, он никогда меня не покинет. Не знаю, смогу ли когда-нибудь снова заснуть. Хоть когда-нибудь. Но нужно гнать от себя такие черные мысли.

Вскоре после того, как мы проснулись, муж отправил несколько человек на разведку. Их целью было найти огороженное место, где мы могли бы окопаться, пока не дождемся помощи. Сколько времени пройдет, прежде чем нас начнут искать, — неделя? Месяц? Когда капитан «Кадьяка» поймет, что мы не смогли добраться до места встречи? Даже если нас начнут разыскивать на следующей неделе, сможем ли мы продержаться до прибытия спасителей? За ночь полоска берега стала уже, поглощенная приливом, и мы не вымокли только потому, что