Обратный отсчет: Равнина - Токацин

Он оглянулся на Гедимина. Сармат только пожал плечами.

— Прикрыть прикрою. А вот что оно себе думает… — он осёкся и, жестом позвав Кут’тайри за собой, двинулся к бункеру. Ему было неспокойно. «От имени реактора говорить слова и рисовать значки. Просить разрешения на это всё. Вроде бы логично… Но какой же бред!» — думал он, стараясь не смотреть на жреца. Тот сложил руки у груди и еле слышно что-то шипел — возможно, уже начал какой-то ритуал. Филки, пробегающие мимо, останавливались и оглядывались.

…Гедимин тронул корпус реактора и растерянно хмыкнул. Все — и операторская смена тоже — уставились на него. «Своих дел нет, что ли⁈» — сармат досадливо поморщился.

— Это Кут’тайри, — он тронул жреца за плечо и придвинул его к реактору. — Положи руку — вот так, рядом с моей. Да не оторвёт!.. Он пойдёт от нас благословлять Хафси. Это город такой… надо их благословить. Больше идти некому. Скажи ему, что можно. Или там… что там надо говорить.

Он угрюмо сощурился и замолчал, чувствуя себя на редкость глупо. Хранитель за всё время его речи не издал ни звука, только тонкое щупальце прижалось к ладони и перебирало «пальцами»-волокнами. Кут’тайри уткнулся в корпус макушкой. Его рука дрожала.

— Ну что? — не выдержал Вепуат. Постучав по виску, он недоумённо хмыкнул.

— Кто как, а я ничего не слышу. Что он сказал-то?

— Ни слова, — отозвался Кут’тайри, прижимая руку к груди. От реактора он отходил, пятясь и не сводя с него взгляда. Щупальце ещё немного погрело Гедимину ладонь и растаяло. Сармат постучал по корпусу, но реакции не дождался.

— Я склоняюсь перед силой Пламени, — глухо сказал Кут’тайри. — Я приму любую его волю. Но оно не слышит меня.

…Дверь склада закрылась. Вепуат сочувственно хмыкнул.

— Он расстроился. Чего это с хранителем? Он и тебе ничего не сказал?

Гедимин кивнул.

— Да он вообще… мало на кого реагирует, — нехотя признал он. — Из филков — только на одного… на другого чуть-чуть. А их тут бегает больше сотни. Гварзу, вон, вообще не выносит…

Он пожал плечами.

— Да филки филками, — Вепуат досадливо сощурился. — Им оно не надо. А вот Кут’тайри… Он теперь в Хафси точно не поедет. Разрешения нет — благословлять нельзя… Может хранитель передумать? Не знаешь?

Гедимин снова пожал плечами.

… — Надо будет на станции выделить отсек под порталы, — вслух думал Вепуат, дожидаясь, пока огонь разгорится. Откуда-то в цех натянуло сырости, и горючая смесь воспламенялась неохотно, подолгу тлела и исходила дымом.

— Что-нибудь сухое и с хорошей вытяжкой… ну, и термоизоляцию по периметру, само собой.

Красное пламя рванулось к потолку, и Гедимин выпрямился и отступил. На складе что-то шевельнулось, сармат покосился на дверь, — она закрылась ещё плотнее.

— Аса’ан рад видеть огни Эйта’ана! — донеслось из костра.

— Жар Аса’ана да не остынет! — тут же откликнулся Вепуат, будто всегда так и общался. Гуманоидная фигура, проступившая из языков огня, склонила голову и сложила руки в почтительном жесте.

— Аса’ан склоняется перед мощью Пламени. Да примет оно дары мастеров, повелителей стекла!

Рука, просунутая сквозь огонь, расплелась на огненные нити и вновь уплотнилась. На раскалённой ладони, поверх «асбестового» полотна, лежали светящиеся линзы. Гедимин ошалело мигнул.

— Вот глаза Ку-унну, дар Пламени. Множество их смотрит со стен наших городов, — пояснил Сэта, протягивая линзы сарматам. — Теперь свет Аса’ана ярок, а жар не ослабевает. Каждый город Сэта восхваляет Ку-унну и юное Пламя!

Гедимин от неожиданности едва не выронил кругляши. Они светились не из-за руки Сэта, как ему показалось, — сияние шло изнутри и было окрашено очень знакомой зеленью. «Ирренций⁈ Конечно… радиоактивные источники, соли ирренция… и — туда ещё кейека напихали⁈»

— Каждый город? — переспросил Вепуат, едва взглянув на линзы. — Ты говоришь и про Теккех и Хафси? Мало кому свет и тепло нужны так, как им. Лучше было бы одарить их, а не нас, и так одаренных Пламенем.

— Теккех полон огня, — заверил аса’анец. — Спроси у его вождей. Половину сделанного оставили там, у новых стеклянных печей. Без них ни один глаз Ку-унну не был бы сделан!

Гедимин мигнул.

— В Теккехе уже заработал новый цех⁈

— Все города прислали туда мастеров, — подтвердил Сэта. — Все пришли в город, над которым не властна Пустота. Мастера самого Теккеха — и те, кто из Хафси — ещё не так искусны, но быстро обучатся. Мы оставили им печи, стекло и множество сделанного.

Вепуат облегчённо вздохнул.

— Хорошо, что Теккех отстраивается, и что другим городам не тяжело ему помогать. Завтра день Земли — ждать вас на торг?

Сэта сложил руки в почтительном жесте.

— Аса’ан придёт по зову жрецов Пламени. Его свет да не потускнеет, как сияние глаз Ку-унну!

Красное пламя опало, выплюнув столб густого дыма. Гедимин едва на него покосился — «вытяжка отработает». Он разглядывал тускло светящиеся линзы. Теперь он рассмотрел вкрапления по периметру — кто-то проложил внутри стекла тонкие линии, похожие на абрис глаза. «Как с такими загрязнениями оно вообще рабо…» — он взглянул сквозь линзу и осёкся. Участок пола, попавший под светло-жёлтый блик, был виден в мельчайших подробностях — и палец Гедимина, угодивший в тот же луч, уже ощутил нагрев. «Плюс восемьдесят,» — вычислил сармат, ещё не взглянув на термометр. «И это только сама линза, без нагревателя, без световой колбы… Мать моя пробирка!»

— Печи Теккеха вновь разожжены, — услышал Гедимин сквозь гул костра — огненный портал открылся снова. — Мастера Шакхи вернулись и готовы исполнить волю Пламени. Рука Шакхи просит подождать его. Он слышал об удивительном асаане, отмеченном Пламенем. Он хотел бы посмотреть на священное волокно.

Сарматы переглянулись.

— Пусть смотрит, мы охотно покажем, — ухмыльнулся Вепуат, шаря по карманам. — Тут нужен намётанный глаз.