Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Ничего не зная об измене византийского императора, хотя и предупрежденный, что его следует остерегаться, Людовик VII шел с войском к Константинополю через Вормс и Регенсбург. В Регенсбурге он встретился с посланниками Мануила, отправившего с ними письма, полные таких преувеличений и льстивых восхвалений, что при чтении их епископом Лангрским король, согласно летописи, зарделся от смущения. Цель делегации состояла в том, чтобы добиться от французского монарха обещания пройти по территории Византии мирно и дружелюбно и уступить греческому монарху все грядущие завоевания в Малой Азии. Первая часть предложения была немедленно принята, а вторая, менее обоснованная, – оставлена без внимания. Людовик продолжил поход и, проследовав через Венгрию и византийские земли, расположился лагерем в окрестностях Константинополя.

По его прибытии Мануил послал ему составленное в любезных выражениях приглашение посетить город с небольшой свитой. Людовик сразу же согласился и был встречен императором у входа во дворец. Ради того, чтобы убедить короля Франции уступить империи будущие завоевания, Мануил пустил в ход самые радужные обещания, все ухищрения льстецов и все возможные аргументы. Людовик наотрез отказался давать ленную присягу и вернулся в лагерь, убежденный, что император – не тот человек, которому можно доверять. Переговоры, однако, затянулись на несколько дней, что вызвало сильное недовольство французской армии. Когда же крестоносцы узнали о сговоре Мануила с турецким султаном, их недовольство сменилось яростью. Полководцы настоятельно советовали королю отдать приказ о штурме Константинополя и поклялись сровнять вероломный город с землей. Людовик был не склонен соглашаться на это предложение и, свернув лагерь, переправился в Азию.

Здесь он впервые узнал о несчастьях германского короля и встретился с ним в Никее. Армии двух монархов соединились и вместе отправились вдоль побережья к Эфесу[418], однако Конрад, который, по-видимому, завидовал численному превосходству французов и тяготился пусть временным и вынужденным, но все же подчиненным положением по отношению к их королю, внезапно отделился и с остатками своих отрядов вернулся в Константинополь. Мануил был само радушие и любезность. Он так горячо сочувствовал немцу по случаю потерь, понесенных его армией, и столь убедительно проклинал глупость или вероломство своих проводников, что Конрад почти поверил в его искренность.

Продвигаясь в направлении Иерусалима, Людовик настиг врага на берегах Меандра[419]. Турки отбили французов от переправы, но те подкупили местного крестьянина, который привел их к броду ниже по течению реки. Легко переправившись на другой берег, крестоносцы решительно атаковали турецкое войско и обратили его в бегство. Были ли турки на самом деле разгромлены или просто притворились таковыми, неясно, но последнее кажется более вероятным. Возможно, что, отступая, они хотели заманить захватчиков туда, где их было проще разбить. И если это был их план, то он удался. На третий день после победы крестоносцы подошли к горному перевалу, на вершине которого турки устроили столь искусную засаду, что не наблюдалось ни малейших признаков их присутствия. Когда крестоносцы совершали утомительное восхождение по крутому склону, сверху внезапно сорвался и со страшным грохотом скатился огромный кусок скалы, внесший в их ряды смятение и смерть. В ту же минуту из укрытий вышли турецкие лучники, которые принялись методично обстреливать пехотинцев, и те гибли сотнями за один «залп». Стрелы отскакивали от кольчуг рыцарей, не причиняя им никакого вреда[420]; турки, видя это, целились в коней, и те вместе с всадниками падали с откоса в стремительный горный поток. Командовавший арьергардом Людовик понял, что армия подверглась нападению, когда увидел спасающихся бегством солдат, многие из которых были ранены. Не имея представления о численности противника, он решительно устремился вперед, дабы своим присутствием прекратить панику, охватившую его подчиненных. Все его старания были тщетны. На тех, кто поднимался, продолжали сбрасывать каменные глыбы, сметавшие и людей, и коней; те же, кому все-таки удавалось добраться до вершины перевала, схватывались врукопашную с превосходящими силами турок и гибли один за другим. Сам Людовик бился не на жизнь, а на смерть, но едва не попал в плен. Наконец, с наступлением сумерек, он с остатками армии вырвался из западни и стал лагерем у Атталии[421]. Здесь он вернул дезорганизованному и деморализованному ополчению дисциплину и боевой дух и разработал со своими командирами план дальнейших действий. Армия сильно ослабела от голода и болезней, и было решено совершить переход в Антиохию, которая оставалась независимым княжеством со времен Боэмунда Тарентского. В то время ею правил Раймунд, дядя Алиеноры Аквитанской. Полагая, что родство с королевой Франции поможет ему повлиять на ее мужа, князь попытался отвлечь Людовика от главной цели крестового похода – защиты Иерусалимского королевства – и заручиться его поддержкой в деле расширения границ и усиления Антиохийского княжества. Аналогичное предложение сделал граф Триполи. Людовик, однако, отказал обоим и после непродолжительного отдыха проследовал в Иерусалим. До него туда прибыл Конрад, покинувший Константинополь после того, как Мануил дал ему обещание прислать крестоносцам подкрепление, – обещание, которое грек так и не выполнил, да и не собирался выполнять.

После этого для обсуждения дальнейших военных операций был созван большой совет правителей христианских государств Сирии и Палестины и вождей крестового похода. В конечном счете было решено, что на данном этапе интересам крестоносного движения больше отвечает не отвоевание объединенными армиями Эдессы, а осада ими Дамаска, крупного и хорошо укрепленного города, и изгнание оттуда сарацин. Это был смелый план, полное осуществление которого скорее всего обеспечило бы успешный исход войны. Но христианские лидеры так и не осознали необходимости подлинного единства, без которого столь масштабные кампании обычно обречены на провал. Все они хотели достичь поставленной цели, но стремились к ее достижению по-разному. Правители Антиохии и Триполи соперничали друг с другом и с иерусалимским королем. Германский король завидовал французскому королю, а последнему были противны они все. Но Людовик покинул Францию и отправился на Восток, дав о том торжественный обет; его вера, пусть даже и фанатичная, была искренней; и ради успеха предприятия, в которое пустился, он решил не отделяться от союзников.