Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы - Чарльз Маккей

Осадив Дамаск, христиане действовали столь продуманно и энергично, что с самого начала перевес был на их стороне. По прошествии нескольких недель стало ясно, что благодаря повреждениям, нанесенным фортификационным сооружениям, и слабеющему сопротивлению осажденных сдача города неминуема и является делом недалекого будущего. И в это время глупое и неуместное властолюбие вождей стало причиной разногласий, которые вскоре привели к полному провалу не только осады, но и всего крестового похода. В одной из современных поваренных книг есть фраза, мудрость которой не вызывает сомнений: «Прежде чем готовить зайца, его нужно поймать и убить». Во время описываемых событий предводители крестоносцев подобной мудростью явно не отличались, ибо они принялись ожесточенно бороться за обладание еще не завоеванным городом. Вассалы иерусалимского короля уже правили в Антиохии и Триполи, править в Дамаске захотели двадцать человек, и для определения наиболее достойного претендента состоялся большой совет христианских вождей. На эту дискуссию ушло много драгоценных дней, а тем временем мусульмане, пользуясь бездействием христиан, укрепляли город. Наконец после бурного обсуждения было решено, что правителем Дамаска станет граф Роберт Фландрский, который к тому времени посетил Святую землю уже дважды. Однако другие претенденты отказались его признавать и заявили, что не примут участие в осаде, пока не будет сделан более справедливый выбор. В лагере воцарилась атмосфера подозрительности, поползли самые зловещие слухи об интригах и измене, и в итоге недовольные кандидаты отделились от армии, подошли к городу с другой стороны и начали заведомо обреченную на провал осаду собственными силами. Вскоре к ним присоединилось остальное войско. В результате наиболее уязвимая для штурма и в то время уже основательно разрушенная часть городской стены осталась неприкрытой. Враг немедленно воспользовался ошибкой крестоносцев и, прежде чем те ее осознали, значительно пополнил запасы провианта и отремонтировал поврежденные укрепления. Когда христиане опомнились, было слишком поздно. Огромное войско во главе с могущественным мосульским эмиром Нуреддином, которое форсированными маршами спешило на помощь осажденным, было на подходе. Осада была поспешно прекращена, и крестоносцы возвратились в Иерусалим, не сделав ничего, дабы ослабить противника, но все, чтобы навредить самим себе.

От некогда пламенного энтузиазма не осталось и следа; даже храбрейшие солдаты устали от войны. Конрад, от неистового рвения которого можно было многого ожидать в начале похода, был сломлен неудачами и вернулся в Европу с жалкими остатками немецкого ополчения. Людовик еще какое-то время оставался на Востоке, считая подобное завершение экспедиции делом унизительным, но настойчивые просьбы его советника Сугерия в конце концов убедили его вернуться во Францию. Так окончился Второй крестовый поход. Его история – это хроника одних поражений. Он лишь ухудшил состояние Иерусалимского королевства и не принес ничего, кроме позора, его предводителям и ничего, кроме разочарования и уныния, всем, кто был в нем заинтересован.

Св. Бернард, предрекавший прямо противоположный результат, приобрел после этого дурную славу и разделил незавидную участь многих других пророков, впав в немилость как у соотечественников, так и у иностранцев. Было, однако, немало таких, кто ревностно его защищал и шел наперекор всеобщему недоверию, которое в противном случае похоронило бы его репутацию окончательно. Епископ Фрейзингенский утверждал, что пророки способны пророчить не всегда и что греховные деяния крестоносцев навлекли на них гнев Божий. Но самое оригинальное оправдание св. Бернарда дает в его биографии Жоффруа Клервоский, который упрямо настаивает на том, что крестовый поход не был неудачным. Он пишет, что св. Бернард предсказывал счастливый исход и что фактический исход таковым и являлся, поскольку на небеса вознесся славный сонм новых мучеников. Несомненно, что Жоффруа, которому не откажешь в изобретательности, убедил в своей правоте незначительное количество религиозных фанатиков, но люди с независимым мышлением, в которых не было недостатка даже во времена биографа, остались при своем мнении или, что равносильно, «разумом согласились, а душой воспротивились».

Переходим к рассмотрению Третьего крестового похода и его причин. То массовое безумие, что неуклонно спадало по завершении первой экспедиции, к концу двенадцатого столетия практически или почти угасло, и народы Европы относились к военным приготовлениям своих государей с холодным равнодушием. Но рыцарство как военное сословие по-прежнему процветало и в то время находилось в зените славы. В то время как независимые и годные к военной службе простолюдины отказывались участвовать в новой экспедиции в Святую землю, туда отправлялись профессиональные рыцарские армии. Поэзия, которая явилась катализатором Третьего крестового похода в большей степени, чем религия, была тогда слишком тонким блюдом для грубого вкуса податных сословий, все внимание которых было сосредоточено на более важных заботах. Что же до рыцарей и их вассалов, то они с восторгом слушали прославляющие воинскую доблесть и поклонение избраннице сердца песни менестрелей[422], миннезингеров[423], труверов и трубадуров, и их охватывало жгучее желание заслужить благосклонность прекрасных дам подвигами в Святой земле. Третий крестовый поход был, безусловно, самым романтическим из всех. Его участники воевали не столько ради Гроба Господня и защиты христианского королевства на Востоке, сколько из желания прославиться в наиболее предпочтительном и едва ли не единственном месте, где это можно было сделать. Они сражались не как фанатики, а как солдаты, делая это не ради религии, а ради военной славы, и не за венцы мучеников, но за взаимность в любви.

Нет нужды подробно освещать события, в ходе которых Саладин добился владычества на Востоке[424], и в деталях рассказывать о том, как после ряда боев Иерусалим вновь стал владением мусульман. Христианское население Сирии и Палестины, в том числе его рыцарская прослойка, включая госпитальеров[425] и тамплиеров[426], погрязло в пучине порока и, раздираемое взаимным недоверием и низменными распрями, не могло оказать достойное сопротивление хорошо подготовленным армиям умного и могущественного Саладина. Однако новости о поражениях латинян на Востоке вызвали крайне болезненную реакцию у европейского рыцарства, верхушка которого была связана с ними узами дружбы и кровного родства. Сначала европейцы узнали о генеральном сражении близ Тивериады[427], в котором Саладин почти полностью уничтожил объединенные силы христиан, а затем до них, быстро следуя одно за другим, дошли известия о потере Иерусалима, Антиохии, Триполи и других городов[428]. Духовенство пребывало в смятении. Папа Урбан III был так потрясен дурными вестями, что занемог от горя, перестал улыбаться и вскоре уснул вечным сном[429]. Его преемник Григорий VIII переживал их столь же остро, но сумел обрести душевное равновесие и призвал все духовенство христианского мира поднять паству на отвоевание Гроба Господня. Вильгельм, архиепископ Тирский, скромный последователь Петра Пустынника, покинул Палестину, чтобы поведать государям Европы о невзгодах их единоверцев, свидетелем которых он был, и побудить монархов прийти им на помощь. Знаменитый Фридрих I Барбаросса, германский король и император Священной Римской империи, в короткие сроки набрал войско и, добравшись до Малой Азии быстрее всех более ранних предводителей крестоносцев, разгромил сельджуков и взял город Иконий. Его триумфальное шествие длилось недолго: при переходе через горную реку Салеф он, перегревшись на солнце, потерял сознание и утонул, и экспедицию возглавил герцог Швабский[430]. Последний оказался не столь талантливым полководцем и терпел одно поражение за другим, хотя имел возможность завладеть Антиохией и удерживать ее до прибытия пополнения из Европы[431].