Гагаи том 1 - Александр Кузьмич Чепижный

— Начальству видней, — уклончиво ответил Тимофей, стараясь понять, с чем приехал Громов.

— А ты не знаешь? Так-так, — протянул Артем. И вдруг вскипел: — Почему не пришел?!

Тимофей глянул ему в глаза.

— Откровенно?

— Разумеется.

— Не надеялся на поддержку.

— Ну, спасибо тебе, Тимофей. — В голосе Артема прозвучала обида. — Спасибо.

— И еще... не хотел надоедать. Одно не забылось, на́ тебе — другое. Там — Пыжов. Тут — Пыжов. Только и дел у райкома, что Пыжовым заниматься.

— Очень мило. Да тебя, брат, как погляжу, основательно попутал эгоцентризм! Как же — Пыжов. Пуп земли! А ты о деле подумал? Ты дело отстаивай!

Вывод секретаря райкома ошеломил Тимофея. Ведь выходит, что Громов, ругая его, фактически поддерживает в главном? Однако Тимофей еще боялся поверить в это. Как-то уж очень медленно достал папиросу, размял ее, продул мундштук, прикурил. Он выигрывал время, обдумывая ответ.

— Пожалуй, — наконец нарушил молчание, — ты это верно...

Громов не дал ему договорить.

— Лучше скажи, собираешься ли расплачиваться за дрова? Или я даром работал?

— Твоя цена? — в тон ему спросил Тимофей.

— Сто граммов.

— Всего-навсего?

— Больше нельзя...

Приглашая Громова в дом, Тимофей уже не сомневался: сто граммов — лишь предлог. Артем, видимо, хочет более подробно узнать о том, что произошло, составить об этом свое собственное мнение. И если это так, он, Тимофей, ничего не станет скрывать.

Рисунок был нехитрый — цветочки, листики. Шелк ложился на полотно нитка к нитке. Временами Кланя опускала работу на колени и сидела так, ничего не видя, хотя и смотрела прямо перед собой. Она отяжелела, и даже это, казалось бы, нетрудное занятие утомляло ее. К тому же она никак не могла обрести душевное спокойствие. Ее страшили предстоящие роды, еще не испытанная ею боль — неотвратимая, неизбежная, от которой никуда не уйти, которую ничем не предотвратить.

Кланя пыталась утешить себя тем, что ведь не она первая, не она последняя, что это удел всех женщин. А тут же, совсем непрошеной, являлась мысль о трагическом исходе. Да, она слышала, она знает...

Кланя старалась не думать об этом. Но болезненное наваждение не проходило. Оно отравляло и ее жизнь, и жизнь близких ей людей.

К ней ходили врач и патронажная сестра. Советовали не волноваться, больше двигаться, бывать на воздухе, выполнять посильную работу, физические упражнения. Они убеждали, что беременность проходит нормально, что ей не грозят осложнения. Это Артем, испытывая величайшую неловкость, вынужден был попросить Дмитрия Саввича — главврача больницы, — чтоб его жене, ввиду исключительно тяжелого психологического состояния, было уделено особое внимание. Но Кланя выслушивала советы, наставления, заверения и оставалась такой же, какой была.

Она обвиняла мужа в эгоизме, упрекала за то, что не уделяет ей достаточного внимания, что для него на первом месте работа, а потом уж жена. И это в то время, когда ради него ей приходится страдать! Распаляя себя таким образом, Кланя ожесточалась. Вот и сегодня наскандалила. Он ушел, хлопнув дверью, не притронувшись к еде — возбужденный, рассерженный. И теперь Кланя раскаивалась. Теперь тиранила себя за то, что отпустила его голодным. Ведь она любит Артема. Забота о нем составляет весь смысл ее жизни.

Кланя тяжело перевела дух, снова склонилась над вышивкой. И вдруг вскрикнула. Боль, возникшая где-то внизу живота, пронизала все тело, отдалась в сердце, согнула Кланю в три погибели.

Ее мать суматошно кинулась к ней из другой комнаты. И когда вошла, Кланя уже не кричала. Боль отступила так же внезапно, как и появилась. Кланя сидела бледная, покрытая испариной, будто заглядывая в себя, прислушиваясь к тому, что происходит в ней.

— Фу ты, непутевая, — проворчала старушка. — Напугала до смерти. Я уж невесть что подумала. — Подошла к ней, погладила голову. — Радоваться надо, доченька. Скоро уже...

— Артему позвони, мама, — испуганно попросила Кланя. — Пусть сейчас же едет домой.

— Позвоню уж, позвоню...

Вита ответила, что Артема Ивановича сейчас в райкоме нет и, зная куда он уехал, обещала его разыскать. Она связалась с правлением крутоярской артели. Но туда Громов не приезжал. Вита растерялась. У его жены начались предродовые схватки, а он как сквозь землю провалился. Ведь Кланю Григорьевну, наверное, надо везти в больницу! Вита переговорила с главврачом.

А у Клани снова был приступ не сравнимой ни с чем боли. И хотя он тоже прошел, волнение и страх оставались. У нее шумело в голове. Все окружающее воспринималось как-то странно, отчужденно. Это чувство не проходило и тогда, когда ее вывели из дома, усадили на больничную линейку, повезли. Сначала она думала об Артеме: «Не приехал. Оставил одну...» Но при этом она не ощущала прежней остроты неудовольствия и обиды, будто это ее не трогало. А потом она и вовсе забыла обо всем на свете. Одна-единственная мысль заполнила все ее существо: «Только бы не в пути... Только бы добраться до больницы».

24

Разговор с Тимофеем многое дал Громову. И прежде всего укрепил его в мысли, что начинание Тимофея надо поддержать. Правда, Артем не очень распространялся. Он больше слушал, лишь временами задавал вопросы, уточняя интересовавшие его детали. Ему хотелось быть исключительно объективным. Хотя он верил Тимофею, хотя сам загорелся его поисками новых путей развития транспорта, полагалось выслушать и другую сторону, чье мнение, зафиксированное в материалах следствия, судя по всему, прямо противоположно.

От Тимофея Громов поехал в райком, решив сразу же ознакомиться с делом. Однако его планам не суждено было осуществиться. Взволнованная Вита рассказала о том, что произошло в его отсутствие, и Артем помчался в больницу.

Его провели в кабинет главврача. Дмитрий Саввич поднялся, шагнул ему навстречу.

— Что? Как? — в тревоге заговорил Артем. Пожал руку Дмитрия Саввича, беспокойно заглядывая ему в глаза.

— Мне остается лишь поздравить вас с сыном.

— Благополучно?!

— А почему бы и нет? Там такой гренадер! Четыре сто вес.

— А жена? Жена?!

— Все как и должно быть.

Артем засуетился, готовый уже бежать в палату.

— У меня, Артем Иванович, исключения ни для кого нет, — проговорил Дмитрий Саввич. — К роженицам не пущу.

— Что за разговоры? Должен же я повидать жену, сына.

Дмитрий Саввич вызвал няню, что-то сказал ей, повернулся к Артему:

— Только через дверное стекло.

— Ну и бюрократ же ты!