Вердикт - Джон Гришэм

* * *

Благодаря умело организованным слухам обычныеакции “Пинекса” поползли вверх. В пятницу перед закрытием торгов их котировкасоставляла семьдесят три пункта, к моменту открытия на следующий день —семьдесят шесть, а уже через несколько минут после открытия — семьдесят восемь.Из Билокси доходили хорошие новости, хотя источник информации никому не былизвестен. Акции всех табачных компаний быстро повышались, причем торги шлиочень активно.

* * *

Судья Харкин появился лишь в половине десятогои, усевшись в судейское кресло, без удивления обнаружил, что зал набит битком.Он только что закончил горячий спор с Рором и Кейблом. Последний настаивал наобъявлении суда несостоявшимся, поскольку из игры выбыл еще один присяжный. Нодля такого решения оснований имелось недостаточно. Харкин добросовестноподготовился. Он даже откопал прецедент, разрешавший принимать вердикт погражданским делам, имея в наличии лишь одиннадцать присяжных. В этом случаетоже требовалось девять голосов “за”, но вердикт должен был утвердить еще иВерховный суд.

Как и следовало ожидать, новость о сердечномзаболевании Хермана быстро распространилась среди всех, кто следил запроцессом. Консультанты защиты немедленно объявили это маленькой удачей,поскольку Херман был явно на стороне обвинения. Консультанты обвинения заверилиРора, что это большой удар по защите, поскольку Херман был явно на сторонезащиты. Все эксперты приветствовали пополнение в лице Шайна Ройса, хотя толковообъяснить свой восторг не могли.

Фитч был ошеломлен. Как, думал он, провалитьсямне сквозь землю, можно организовать сердечный приступ? Неужели Марли моглахладнокровно отравить слепого? Слава Богу, что она в одной упряжке с Фитчем!

Дверь открылась, и присяжные потянулись вложу. Все следили за их появлением, не отрывая глаз, чтобы убедиться, чтоХермана среди них действительно нет. Его место осталось пустым. Судья Харкинуже поговорил с врачом и начал с того, что успокоил присяжных: Херман быстроприходит в себя, вероятно, приступ был не настолько серьезным, как показалосьсначала. Присяжные, особенно Николас, явно почувствовали облегчение. Шайн Ройсстал присяжным номер пять и занял место Хермана в первом ряду между ФилипомСейвеллом и Энджел Уиз.

Он гордился собой.

Когда все расселись и установилась тишина,судья пригласил Рора приступить к заключительной речи. Придерживайтесь часовогорегламента, напомнил он. Pop, в своем любимом кричащем пиджаке, но внакрахмаленной рубашке и чистом галстуке-бабочке, начал с извинений за то, чтопроцесс затянулся, и поблагодарил присяжных за долготерпение. Покончив слюбезностями, он без проволочек обрушил гневную филиппику на товар, “...которыйявляется смертельно опасным потребительским товаром на рынке. Сигареты. Оникаждый год убивают четыреста тысяч американцев, в десять раз больше, чемнаркотики. Ни один потребительский товар не может сравниться с ними посмертоносности воздействия”.

Адвокат подчеркнул самые выигрышные моментыпоказаний докторов Фрике, Бронски и Килвана, однако избежал повторениясказанного ими. Напомнил он и о Лоренсе Криглере, человеке, проработавшем многолет в табачной промышленности и знавшем все ее грязные секреты. Минут десять онговорил о Лионе Робилио, безголосом свидетеле, отдавшем двадцать лет жизнипропаганде табака и наконец понявшем, сколь коррумпирована вся эта индустрия.

Самым драматическим моментом его выступлениябыл сюжет о детях. Чтобы выжить, Большой табак должен держать на крючкеподростков и быть уверенным, что каждое следующее поколение окажетсяпокупателем его продукции. Словно подслушав то, о чем говорилось в комнатеприсяжных, он призвал их вспомнить, в каком возрасте они сами начали курить.

Три тысячи детей каждый день приобретают этувредную привычку. Треть из них в конце концов умирает от нее. Нужно лидобавлять что-то еще? Не пора ли заставить богатейшие корпорации отвечать засвою продукцию, оставить в покое наших детей и заплатить за ущерб, причиняемыйздоровью нации?

Коснувшись проблемы никотина и упрямогонежелания табачных компаний признать, что он вызывает привыкание организма, Popстал зол. Исследования подтверждают, что легче освободиться от привычки кмарихуане и кокаину, чем к сигаретам. Еще более гневно зазвучала его речь,когда он вспомнил о Дженкле и его гнусной теории.

И вдруг в мгновение ока адвокат превратился всовсем другого человека. Теперь он говорил о своей клиентке, о миссис СелестеВуд, прекрасной жене, матери, друге, истинной жертве табачной индустрии. Popговорил о ее муже, покойном мистере Джекобе Вуде, который пал жертвой сигарет“Бристолз” — гордости ассортимента компании “Пинекс”. Этот человек двадцать летборолся с вредной привычкой, но умер в пятьдесят один год, потому чтоупотреблял законно произведенный продукт именно тем способом, на какой онрассчитан.

Затем Pop прошел к доске, установленной в залена переносном штативе, и с помощью белого маркера набросал несколько быстрыхматематических выкладок. В денежном выражении утраченные годы жизни ДжекобаВуда можно оценить, скажем, в один миллион. Он прибавил еще кое-какие потери инаписал цифру 2 000 000 долларов — ведь семья действительно потеряла со смертьюДжекоба Вуда кое-какие доходы.

Но речь не о денежных потерях. Pop прочелнебольшую лекцию о возмещении морального ущерба и о том, как важно этот ущерб возмещать,чтобы держать в узде американские корпорации. А как можно наказать корпорацию,располагающую восемьюстами миллионами долларов на своих счетах?

Pop предусмотрительно не назвал окончательнуюсумму воздаяния, хотя по закону имел право это сделать. Он просто оставил надоске крупно написанную цифру “800 000 000”, после чего, вернувшись на место иеще раз поблагодарив жюри, сел. Он закончил свое выступление. Сорок восемьминут.

Его честь объявил десятиминутный перерыв.

* * *

Она опоздала на четыре часа, но Свенсон всеравно готов был обнять ее от радости, однако не стал этого делать, опасаясьподцепить какую-нибудь заразу, а также потому, что она явилась в сопровождениисмуглого молодого человека, с ног до головы затянутого в черную кожу, с иссиня-чернымиволосами и бородой, очевидно, крашеными. Прямо посредине лба у него красоваласьвпечатляющая татуировка “Джейд”, а в обоих ушах — занятная коллекция серег.

Джейд молча придвинул стул и сел, принявугрожающую позу, словно доберман в ожидании команды “фас”.

Беверли явно кто-то избил. Нижняя губа была унее рассечена и вспухла. Синяк на щеке она постаралась замаскировать гримом.Правый глаз почти не открывался. От нее несло, как от давно не вытряхивавшейсяпепельницы. Этот запах смешивался с перегаром дешевого бурбона. А кроме того,она явно чего-то наглоталась, вероятно, амфетамина.