Ангелы и Демоны - Дэн Браун

Оставив все страхи, кардинал Баджиа открыл рот и выдохнул изгруди воздух. Он знал, что это было его последнее дыхание, и спокойно наблюдал затем, как дух его возносится к поверхности через стайку мелких воздушныхпузырьков. Затем он рефлекторно вздохнул, и вместе с водой в его легкие впиласьтысяча ледяных кинжалов. Боль продолжалась всего несколько мгновений.

После этого… наступил покой.

* * *

Не обращая внимания на боль в раненой ноге, ассасинсосредоточил все свое внимание на американце, который теперь был плотно прижатко дну под слоем бурлящей воды. Пора заканчивать. Он усилил давление, понимая,что теперь Роберту Лэнгдону не удастся ускользнуть от смерти. Как он ирассчитывал, сопротивление жертвы постепенно ослабевало.

Неожиданно тело американца напряглось, а затем его началабить сильнейшая дрожь.

Вот оно, подумал убийца. Озноб. Так бывает, когда водапроникает в легкие. Ассасин знал, что озноб продолжается не более пяти секунд.

На этот раз он продолжался шесть.

Затем, как и ожидал убийца, тело обмякло, как надувной шар,из которого выпустили воздух. Все кончено. Ассасин выждал еще тридцать секунд,чтобы дать воде пропитать всю ткань дыхательных органов. Теперь он чувствовал,как тело Лэнгдона удерживается на дне самостоятельно, без каких-либо усилий сего стороны. Убийца отпустил труп, ухмыльнувшись при мысли о том, что в фонтане«Четыре реки» прессу ждет двойной сюрприз.

— Мерзавец! — выругался ассасин, выбравшись изфонтана и взглянув на кровоточащую ногу.

Носок ботинка оказался разорванным, а кончик большого пальцабыл, видимо, оторван пулей. Проклиная себя за невнимательность, он оторвалобшлаг брюк и затолкал ткань в дыру в ботинке. Боль усилилась.

— Чтоб ты сдох, — пробормотал убийца и, скрипязубами, протолкнул тряпку как можно глубже. Кровотечение уменьшилось, а черезнесколько секунд и вообще прекратилось.

Ассасин перестал думать о боли и сосредоточил все свои мыслина предстоящем удовольствии. Его работа в Риме завершена, и он прекрасно знал,что теперь может вознаградить себя за все вызванные ею неприятности. Надежносвязанная Виттория Ветра ожидает его возвращения. Его вожделение не моглиохладить ни ледяная вода, ни насквозь промокшая одежда.

«Я заслужил свою награду», — думал он, влезая вмикроавтобус.

* * *

А в другом конце Рима Виттория наконец пришла в себя.Очнулась она от боли. Боль сосредоточилась в позвоночнике, а все мышцы словно окаменели.Руки болели. Когда девушка попыталась пошевелиться, ее плечи свела судорога.Виттория не сразу догадалась, что ее руки связаны за спиной. Вначале она ничегоне могла понять. Неужели она спит? Но боль в основании черепа, которую ощутиладевушка, попытавшись поднять голову, говорила о том, что это вовсе не сон.Когда ей удалось оглядеться по сторонам, ее растерянность переросла в страх.Она находилась в помещении со стенами из неотесанного камня. Большая, залитаясветом факелов комната была обставлена прекрасной мебелью и очень напоминалакакой-то странный конференц-зал. Такой вид помещению придавали стоявшиеполукругом старинные скамьи.

Виттория вдруг ощутила, что ее кожу ласкает прохладныйветерок. Двустворчатая дверь неподалеку была раскрыта настежь, а за нейнаходился балкон. Девушка была готова поклясться, что через щели в балюстрадеей виден Ватикан.

Роберт Лэнгдон лежал на монетах, толстым слоем устилающихдно фонтана «Четыре реки». В его зубах все еще был зажат пластмассовый наконечник.Воздух, который поднимался от аэратора к поверхности воды, был пропитан запахоммоторного масла, и горло болело. Но Лэнгдон не жаловался. Главное, что оностался жив.

Ученый не знал, насколько точно имитировал утопление, нопроведя рядом с водой всю жизнь, не раз слышал, как это происходит. Однимсловом, он старался изо всех сил. Перед самым концом он даже выдохнул из себявесь воздух и перестал дышать, чтобы тело пошло ко дну под собственнойтяжестью.

Ассасин, слава Богу, поддался на уловку и отпустил своюжертву.

Оставаясь на дне фонтана, Лэнгдон выжидал до последнего. Ончувствовал, что его вот-вот начнет душить кашель. Интересно, уехал ли убийцаили все еще торчит у фонтана? Набрав полную грудь вонючего воздуха, Лэнгдонвыплюнул трубку и проплыл под водой до скользкого основания центрального ядратворения Бернини. Соблюдая крайнюю осторожность и оставаясь в тенивеличественного сооружения, он поднялся на ноги и выглянул из-за мраморнойфигуры, символизирующей одну из рек.

Микроавтобус исчез. Это было все, что ему требовалосьувидеть. Набрав полную грудь свежего воздуха, он тяжело побрел к тому месту,где ушел под воду кардинал Баджиа. Лэнгдон знал, что старик к этому временидавно находится без сознания и шансов вернуть его к жизни практически нет. Нопопытаться все равно стоило. Найдя тело, он встал над ним, широко расставивноги, нагнулся и обеими руками взялся за опутывающую кардинала цепь. Когдаголова Баджиа показалась на поверхности, Лэнгдон увидел, что глаза стариказакатились кверху, а глазные яблоки вывалились из орбит. Это был очень плохойзнак. Пульса и дыхания, естественно, не было.

Профессор понимал, что для того, чтобы перетащить через крайфонтана обмотанное тяжелыми цепями тело, его сил не хватит. Поэтому он оттащилкардинала к мелкому месту у центрального ядра фонтана, где камень изваянияспускался к воде пологим скатом. Ученый вытянул тело из воды, подняв его поскату как можно выше, и приступил к работе. Надавливая на закованную в цепьгрудь кардинала, Лэнгдон первым делом откачал воду из легких. После этого онприступил к искусственному дыханию изо рта в рот. Каждый выдох он сопровождалтщательным отсчетом секунд, борясь с искушением дуть слишком сильно и слишкомбыстро. Прошло три минуты, но сознание к старику не возвращалось. Через пятьминут Лэнгдон уже знал, что все кончено.

Il preferito. Человек, которому предстояло стать папой,лежал перед ним. Он был мертв.

Даже лежа на пологом склоне и находясь наполовину в воде,покойный кардинал Баджиа являл собой воплощение спокойного достоинства. Водаплескалась у его груди. Казалось, что она оплакивает кардинала… молит опрощении за то, что оказалась его убийцей… и пытается смыть свое имя, выжженноена груди старца.

Лэнгдон тихо положил руку на его лицо и прикрыл веки надзакатившимися глазами, с изумлением почувствовав, что больше не в силахсдерживать слез. Еще миг, и ученый зарыдал. Впервые за много-много лет.