Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд

Этот ублюдок Пелисье в свои тридцать пять лет наверняка уженажил большее состояние, чем он, Бальдини, накопил, наконец, благодаря тяжеломуупорному труду трех поколений. И состояние Пелисье с каждым днем увеличивалось,а его, Бальдини, с каждым днем таяло. В прежние времена такого вообще не моглобыть! Чтобы почтенный ремесленник и уважаемый коммерсант был вынужден буквальнобороться за существование — такое началось всего несколько десятилетий назад! Стех пор как везде и всюду разразилась эта лихорадка нововведений, этотбезудержный понос предприимчивости, это зверское бешенство экспериментирования,эта мания величия в торговле, в путешествиях и науках!

Или взять это помешательство на скорости! Зачем понадобилоськопать такое множество новых дорог? К чему эти новые мосты? К чему? Чтобы занеделю можно было доехать до Лиона? А какой в этом толк? Кому от этого польза?Зачем сломя голову нестись через Атлантику? Чтобы через месяц очутиться вАмерике? А ведь люди тысячелетиями прекрасно обходились без этого континента!Что потерял цивилизованный человек в первобытном лесу у индейцев или негров?Или в Лапландии, на Севере, где вечные льды и где живут дикари, которые жрутсырую рыбу? Мало этого — пожелали открыть еще один континент, где-то в южныхморях, говорят. К чему это безумие? Другие, видите ли, тоже так делали,испанцы, проклятые англичане, начальные голландцы, с которыми потом пришлосьсражаться, чего вообще нельзя было себе позволять. 300 000 ливров чистоганом —вот во что обходится один военный корабль, а потом он тонет за пять минут отединственного пушечного выстрела, и прощайте навек, денежки налогоплательщиков.Господин министр финансов требует теперь отчислять ему десятую часть всехдоходов, сплошное разорение, даже если не платить ему этой части, раз уж кругомцарит такое падение нравов.

Все несчастья человека происходят оттого, что он не желаетспокойно сидеть у себя дома — там, где ему положено. Так говорит Паскаль. НоПаскаль был великий человек, Франжипани духа, собственно, мастер в своемремесле, а на таких нынче спроса нет. Теперь они читают подстрекательские книгигугенотов или англичан. Или пишут трактаты, или так называемые великие научныесочинения, в коих все и вся ставится под вопрос. Будто бы нет больше ничегодостоверного, и все вдруг изменилось. В стакане воды, дескать, плаваютмалюсенькие зверушки, которых раньше никто не видел; сифилис теперь вроде бынормальная болезнь, а не божья кара; Господь, мол, создал мир не за семь дней,а за миллионы лет, если это вообще был Господь; дикари такие же люди, как мы;детей мы воспитываем неправильно; земля больше не круглая, как была до сих пор,а сплюснутая сверху и снизу, наподобие дыни — как будто в этом дело! Все комуне лень задают вопросы, и роют, и исследуют, и вынюхивают, и над чем только неэкспериментируют. Теперь мало сказать что и как — изволь еще это доказать,представить свидетелей, привести цифры, провести какие-то там смехотворныеопыты. Всякие дидро, и даламберы, и вольтеры, и руссо, и прочие писаки, как быих ни звали — среди них есть даже духовные особы и благородные господа! —своего добились: собственное коварное беспокойство, развратную привычку кнеудовлетворенности и недовольству всем на свете, короче, безграничный хаос,царящий в их головах, они умудрились распространить на все общество!

Куда ни погляди, всех лихорадит. Люди читают книги, дажеженщины. Священники торчат к кофейнях. А когда однажды вмешалась полиция изасадила в тюрьму одного из этих прожженных негодяев, издатели поднялинесусветный крик, а высокопоставленные господа и дамы пустили в ход своевлияние, так что через пару недель его снова освободили или выпустили заграницу, где он потом беспрепятственно продолжал строчить свои памфлеты. Всалонах болтают исключительно о траекториях комет, кровообращении и диаметреземного шара.

И даже король позволил продемонстрировать при нем новомоднуюерунду, что-то вроде искусственной грозы под названием электричество: вприсутствии всего двора какой-то человек потер какую-то бутылку, и посыпалисьискры, и на его величество, как говорят, это произвело глубокое впечатление.Невозможно себе представить, что его прадед, тот истинно великий Людовик, чьепобедоносное правление Бальдини еще имел счастье застать, потерпел бы стольсмехотворную демонстрацию в свое присутствии! Но таков был дух нового времени,и добром все это не кончится.

Ибо если уже позволительно самым бесстыдным и дерзкимобразом ставить под сомнение авторитет божьей церкви; если о не менеебогоданной монархии и священной особе короля говорится просто как о сменяемыхпозициях в целом каталоге других форм правления, которые можно выбирать пособственному вкусу; если, наконец, докатились до того, что самого Бога, личноВсемогущего Господа объявляют излишним и совершенно всерьез утверждают, чтопорядок, нравственность и счастье на земле мыслимы без Него, просто благодаряврожденной морали и разуму самих людей… о Боже, Боже! — тогда во всякомслучае не стоит удивляться, если все идет вверх дном, и нравы вконецразвратились и человечество навлекло на себя кару того, кого оно отрицает. Этоплохо кончится. Великая комета 1681 года, над которой они потешались, которуюони считают просто кучей звезд, была предупреждающим знамением Господа, ибо она— теперь-то мы знаем — предсказала век распущенности, разложения духовного,политического и религиозного болота, которое человечество само создало для себяи в котором оно когда-нибудь погрязнет и где пышно расцветают только такиемахровые и вонючие болотные цветы, как этот Пелисье!

Старик Бальдини стоял у окна и ненавидящим взглядом смотрелна реку под косыми лучами солнца. Под ним выныривали грузовые лодки и медленноскользили на запад к Новому мосту и к пристани у галерей Лувра. Ни одна из нихне поднималась здесь вверх против течения, они сворачивали в рукав реки надругой стороне острова. Здесь же все стремилось только мимо, порожние игруженые суда, гребные лодки и плоские челноки рыбаков, коричневая от грязивода и вода, отливающая золотом, — все стремилось прочь, медленно, широкои неудержимо. А когда Бальдини смотрел вниз прямо под собой, вдоль стены дома,ему казалось, что поток воды втягивает в себя опоры моста, и у него кружиласьголова.

Покупать дом на мосту было ошибкой, и вдвойне ошибкой былопокупать дом на западной стороне. И вот теперь у него постоянно перед глазамистремящаяся прочь река, и ему казалось, что он сам, и его дом, и его нажитое замногие десятилетия богатство уплывают прочь, как эта река, а он слишком стар ислаб, чтобы устоять против мощного потока. Иногда, отправляясь по делам налевый берег в квартал около Сорбонны или у церкви Св. Сульпиция, он шел черезостров и не по мосту Сен-Мишель, а более длинным путем — через Новый мост,потому что этот мост не был застроен. И тогда он останавливался у восточногопарапета и смотрел вверх по течению, чтобы хоть раз увидеть, как все стремитсяему навстречу; и на несколько мгновений предавался сладким грезам о том, чтодело его процветает, семейство благоденствует, женщины не дают ему проходу иего состояние, вместо того чтобы таять, все растет и растет.

Но потом, когда он поднимал глаза совсем немного кверху, онвидел на расстоянии каких-нибудь ста метров свой собственный дом, стоящийвысоко на мосту Менял, покосившийся и тесный; он видел окна своего кабинета навтором этаже и самого себя, стоящего там у окна и смотрящего вниз на реку ипровожающего взглядом стремящуюся прочь воду, как вот теперь. И на этомпрекрасный сон кончался, и Бальдини, стоящий на Новом мосту, отворачивался,более подавленный, чем прежде, более подавленный, чем теперь, когда онотвернулся от окна, подошел к письменному столу и сел.