Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд

— Ага, — сказал Бальдини, который был совершеннопотрясен таким поворотом разговора в область точных знаний. — Что еще?

— Апельсиновый цвет, сладкий лимон, гвоздика, мускус,жасмин, винный спирт и еще одна вещь, не знаю, как она называется, вот она,здесь, смотрите! В этой бутылке! — И он показал пальцем в темноту.

Бальдини переместил подсвечник в заданном направлении, еговзгляд последовал за указательным пальцем мальчика к полке, где стояла бутыль ссеро-желтым бальзамом.

— Стираксовое масло?

Гренуй кивнул.

— Да. Оно там. Внутри. Стираксовое масло. — И онскорчился, как от судороги, и по меньшей мере десять раз пробормотал про себяслово «стиракс»: «стиракс-стиракс-стиракс-стиракс-стиракс»…

Бальдини поднес свечу к этому человекоподобному существу,бормотавшему «стиракс», и подумал: либо он одержимый, либо мошенник и шутгороховый, либо природный талант. Ибо вполне возможно и даже вероятно, чтоназванные им вещества в правильном сочетании могли составить духи «Амур иПсихея». Розовое масло, гвоздика и стиракс — эти-то три компонента он такотчаянно искал сегодня целый день; остальные части композиции — ему казалось,что он их тоже угадал, — сочетались с ними как сегменты прелестногокруглого торта. Оставалось только выяснить, в каком точном отношении друг кдругу следовало их сочетать. Чтобы выяснить это, ему, Бальдини, пришлось быэкспериментировать несколько дней кряду — ужасная работа, пожалуй, еще хуже,чем простая идентификация частей, ведь надо было измерять, и взвешивать, изаписывать, и при этом быть дьявольски внимательным, ибо малейшаянеосторожность — дрожание пипетки, ошибка в счете капель — могла все погубить.А каждый неудавшийся опыт обходился чудовищно дорого. Каждая испорченная смесьстоила небольшое состояние.. Ему захотелось испытать маленького человека, захотелосьспросить его о точной формуле «Амура и Психеи». Если он знает ее с точностью дограмма и до капли — тогда он явно мошенник, который каким-то образом выманилрецепт у Пелисье, чтобы втереться в доверие и получить место у Бальдини. Ноесли он разгадает ее приблизительно, значит, он гений обоняния и как таковойзаслуживает профессионального интереса Бальдини. Не то чтобы Бальдини ставилпод вопрос принятое им решение удалиться от дел! Даже если этот пареньраздобудет их целые литры, Бальдини и не подумает ароматизировать ими лайкуграфа Верамона, но… Но не для того же человек становится на всю жизньпарфюмером, не для того же он целую жизнь занимается составлением запахов,чтобы в один момент потерять всю свою профессиональную страсть! Теперь егоинтересовала формула проклятых духов, и более того, он желал исследовать талантстранного мальчика, который прочел запах с его лба. Он желал знать, что за этимскрывается. Простая любознательность, не больше.

— У тебя, кажется, тонкий нюх, юноша, — сказал онпосле того, как Гренуй прекратил свое кряхтение. Он вернулся назад вмастерскую, чтобы осторожно поставить подсвечник на рабочий стол.

— У меня лучший нюх в Париже, мэтр Бальдини, —зашепелявил Гренуй. — Я знаю все запахи на свете, все, какие есть вПариже, только не знаю некоторых названий, но я могу их выучить, все названия,их немного, всего несколько тысяч, я их все выучу, я никогда не забуду названияэтого бальзама, стиракс, бальзам называется стиракс, стиракс…

— Замолчи! — закричал Бальдини. — Не перебивай,когда я говорю! Ты дерзок и самонадеян. Ни один человек не знает тысячи запаховпо названиям. Даже я не знаю тысячи названий, а всего несколько сотен, ибо внашем ремесле их не больше, чем несколько сотен, все прочее не запах, вонь!

Гренуй, который во время неожиданной вспышки собственногокрасноречия почти распрямился физически и в возбуждении даже в какой-то моментзамахал руками, описывая в воздухе круги, чтобы показать, как он знает «все,все», услышав отповедь Бальдини, мгновенно сник, обернулся маленьким чернымлягушонком и неподвижно застыл на пороге, скрывая нетерпение.

— Я, — продолжал Бальдини, — разумеется,давно понял, что «Амур и Психея» состоят из стиракса, розового масла игвоздики, а также бергамота и розмаринового экстракта et cetera. Чтобыустановить это, нужно, как говорится, иметь довольно тонкий нюх, и вполне можетбыть, что Бог дал тебе довольно тонкий нюх, как и многим, многим другим людям —особенно в твоем возрасте. Однако парфюмеру, — и тут он поднял вверх палеци выпятил грудь, — однако парфюмеру мало иметь просто тонкий нюх. Емунеобходим обученный за многие десятилетия, неподкупно работающий органобоняния, позволяющий уверенно разгадывать даже самые сложные запахи — ихсостав и пропорции, а также создавать новые, неизвестные смеси ароматов. Такойнос, — и он постучал пальцем по своему, — так просто не дается,молодой человек! Такой нос зарабатывают прилежанием и терпением. Или ты смог быпрямо так с ходу назвать точную формулу «Амура и Психеи»? Ну, смог бы?

Гренуй не отвечал.

— Может быть, ты скажешь ее мне хотя быприблизительно? — сказал Бальдини и слегка наклонился вперед, чтобы лучшерассмотреть притаившегося в дверях лягушонка. —Хотя бы примерно в общемвиде? Ну? А еще лучший нос в Париже!

Но Гренуй молчал.

— Вот видишь, — промолвил Бальдини в равной мереудовлетворенно и разочарованно. —Ты не знаешь. Конечно, не знаешь. Откудатебе знать. Ты из тех, кто за едой определяет, есть ли в супе петрушка иликупырь. Ну что ж — это уже кое-что. Но до повара тебе еще далеко. В каждом искусстве,а также в каждом ремесле — заруби себе это на носу, прежде чем уйти, —талант почти ничего не значит, главное — опыт, приобретаемый благодаряскромности и прилежанию.

Он уже протянул руку, чтобы взять со стола подсвечник, когдасо стороны двери прошелестел сдавленный голос Гренуя:

— Я не знаю, что такое формула, мэтр, этого я не знаю,а так — знаю все.

— Формула — это альфа и омега любых духов, —строго ответствовал Бальдини, ибо собирался положить конец разговору. —Она есть тщательное предписание, в каком соотношении следует смешиватьотдельные ингредиенты, дабы возник желаемый единственный и неповторимый аромат;вот что есть формула. Она есть рецепт — если ты лучше понимаешь это слово.

— Формула, формула, — хрипло проговорил Гренуй, иего фигура в дверной раме обозначилась более отчетливо. — Не нужно мненикакой формулы. Рецепт у меня в носу. Смешать их для вас, мэтр, смешать?Смешать?

— Как это? — вскричал Бальдини более громко, чемему пристало, и поднес свечу к лицу гнома. — Как это — смешать?

Гренуй впервые не отпрянул назад.

— Да ведь они все здесь эти запахи, которые нужны, онивсе здесь есть в этой комнате, — сказал он и снова ткнул пальцем втемноту. — Розовое масло вон там! А там апельсиновый цвет! А там гвоздика!А там розмарин!..