Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд

Перед ним стоял флакон с духами Пелисье.Золотисто-коричневая жидкость, мерцавшая в солнечном свете, была прозрачной,без малейшей мути. Она выглядела совершенно невинно, как светлый чай, — ивсе же кроме четырех пятых частей спирта она содержала одну пятую частьтаинственной смеси, которая могла привести в возбуждение целый город. Эта смесьв свою очередь состояла, вероятно, из трех или тридцати различных веществ,находившихся в некоем вполне определенном (из бесконечного числа возможных)объемном соотношении друг с другом. Это была душа духов — если, говоря о духахэтого холодного как лед предпринимателя Пелисье, уместно упоминать одуше, — и ее строение нужно было сейчас выяснить.

Бальдини тщательно высморкался и немного спустил жалюзи наокне, так как прямой солнечный свет вредит любому пахучему веществу и любойболее или менее изящной концентрации запахов. Из ящика письменного стола ондостал свежий белый кружевной носовой платок и расправил его. При этом оноткинул голову далеко назад и сжал крылья носа — не дай бог пойматьопрометчивое обонятельное впечатление прямо из бутылки. Духи следует нюхать всвободном, летучем состоянии и никогда — в концентрированном. Он смочилнесколькими каплями носовой платок, помахал им в воздухе, чтобы убратьалкоголь, а потом приблизил к носу. Тремя очень коротким резкими толчками онвтянул в себя запах, как будто это был порошок, тут же выдохнул его, помахалрукой, приближая к себе воздух, еще раз принюхался и в заключение сделалглубокий вдох и медленно, с многократными задержками выдохнул воздух, словновыпуская его скользить по длинной плоской лестнице. Он бросил платок на стол иоткинулся на спинку кресла.

Духи были отвратительно хороши. Этот убогий Пелисье, ксожалению, знал толк в своем деле. Боже, какой мастер, пусть он тысячу разничему не учился! Бальдини хотел бы, чтобы, это были его духи — «Амур иПсихея». В них не было ни тени вульгарности. Абсолютно классический запах,завершенный и гармоничный. И в то же время восхитительно новый. Он был свежим,но не назойливым. Он был цветочным, но не слащавым. Он обладал глубиной,великолепной, притягательной, роскошной, темно-коричневой глубиной — при этом внем не было ни перегруженности, ни высокопарности.

Бальдини почти благоговейно встал и еще раз поднес к лицуплаток. «Чудесно, чудесно… — бормотал он, жадно принюхиваясь.

— В нем есть веселость, он прелестен, как мелодия, онпрямо-таки поднимает настроение… Какая чепуха!» И он в ярости швырнул платокобратно на стол, отвернулся и отошел в самый дальний угол кабинета, словноустыдился своей восторженности. Смешно впадать в столь неуместное красноречие.«Мелодия. Веселость. Прелесть. Поднимает настроение» — вздор! Детский вздор.Минутное впечатление. Старый грех. Вопрос темперамента. По всей вероятности,итальянская наследственность. Никогда не суди по первому впечатлению! Это жезолотое правило, Бальдини, старый ты осел! Когда нюхаешь — нюхай, а суди потом!«Амур и Психея» — духи незаурядные. Весьма удачное изделие. Ловко состряпаннаяхалтура. Чтобы не сказать фальшивка. А чего иного, кроме фальшивки, можноожидать от человека вроде Пелисье. Разумеется, такой тип, как Пелисье, нестанет фабриковать заурядные духи. Мошенник умеет пустить пыль в глаза, сбить столку обоняние совершенной гармоничностью запаха, волк в овечьей шкуреклассического искусства, вот кто эта бестия, — словом, чудовище сталантом. А это хуже, чем какой-нибудь бездарный неумеха, не осознающий своегоневежества.

Но ты, Бальдини, не даешь себя провести. Тебя только впервую минуту сбило с толку ложное впечатление. Но разве известно, что станетсяс этим запахом через час, когда летучие субстанции испарятся и обнаружится егосердцевина ? Или сегодня вечером, когда будут слышны только те тяжелые, темныекомпоненты, которые сейчас как бы скрываются в полумраке под приятнымицветочными покровами? Подожди, не торопись, Бальдини!

Второе правило гласит: духи живут во времени; у них естьсвоя молодость, своя зрелость и своя старость. И только если они во всех трехвозрастах источают одинаково приятный аромат, их можно считать удачными. Ведьсколько уж раз бывало так, что изготовленная нами смесь при первой пробе пахлавеликолепной свежестью, спустя короткое время — гнилыми фруктами и, наконец,совсем уже отвратительно — чистым цибетином, потому что мы превысили его дозу.Вообще с цибетином надо соблюдать осторожность! Одна лишняя капля можетпривести к катастрофическим последствиям. Вечная ошибка. Кто знает — можетбыть, Пелисье переложил цибетина? Может быть, к вечеру от его амбициозных«Амура и Психеи» останется лишь след кошачьей мочи? Поживем — увидим.

А для начала понюхаем. Как острый топор раскалываетдеревянную чурку на мельчайшие щепки, так наш нос раздробит его духи насоставные части. И тогда окажется, что этот якобы волшебный аромат полученвполне обычным, хорошо известным путем. Мы, Бальдини, потомственные парфюмеры,мы поймаем с поличным этого уксусника Пелисье. Мы сорвем маску с его мерзкойрожи и докажем этому новатору, на что способно старое ремесло. Мы сварганим егомодные духи заново, скопируем их нашими руками с такой совершенной точностью,что этот ветрогон сам не отличит их от своих собственных. Нет! Нам этого мало!Мы сделаем их еще лучше! Мы обнаружим его ошибки и устраним их и таким образомутрем ему нос. Ты халтурщик, Пелисье! Вонючий хорек! В парфюмерном деле тывыскочка, и больше ничего!

Теперь за работу, Бальдини! Прочисти нос и нюхай без всякихсантиментов! Надо разложить этот запах по всем правилам искусства! Сегодня квечеру ты должен получить эту формулу!

И он бросился обратно к письменному столу, вытащил бумагу,чернила и свежий носовой платок, разложил все это у себя под руками и приступилк аналитической работе. Она заключалась в том, что он быстро проносил под носомсмоченный духами платок и пытался из пролетавшего мимо ароматного облакавыхватить обонянием ту или иную составную часть, стараясь при этом повозможности отвлечься от целостного восприятия, чтобы потом, держа платокподальше от себя в вытянутой руке, быстро написать название обнаруженногоингредиента, после чего снова провести платком под носом, подцепить следующийфрагмент запаха и так далее…

Он работал без перерыва два часа. И его движения становилисьвсе лихорадочней, скрип его пера по бумаге все энергичней, дозы духов, которыеон вытряхивал из флакона на свой платок и подносил к носу все больше.

Теперь он почти не узнавал запахов, он давно был одурманенэфирными субстанциями, которые вдыхал, но уже не мог различать, — аведь в начале своих проб он полагал, что безошибочно их проанализировал. Онзнал, что внюхиваться дольше было бесполезно. Он никогда не узнает, из чегосостоят эти новомодные духи, сегодня-то уж наверняка не узнает ничего, да изавтра ничего, если даже его нос с Божьей помощью снова придет в себя. Он так ине научился этому вынюхиванию. Ему всегда было глубоко противно это занятие —разложение аромата. Расчленять целое, более или менее удачно скомпонованноецелое, на его простые фрагменты? Это неинтересно. С него хватит.