Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер
Шрифт:
Интервал:
Роман о Дате Туташхиа сделал Чабуа классиком грузинской литературы. Его перу принадлежат еще два больших романа: “Гора Мборгали” (1994) и “Георгий Блистательный” (2005).
Чабуа – отец шестерых детей. В последние годы он соединил свою жизнь с Тамрико – грузинской поэтессой Тамар Джавахишвили. Могу только добавить, что во все годы нашего общения было подлинным наслаждением видеть высокого, стройного, элегантного Чабуа во главе любого общего застолья, в котором он был неизменным тамадой.
Помню, как в ресторане “Ипподром” во время одного застолья, затянувшегося до глубокой ночи, неожиданно открылась дверь, и официанты внесли на больших подносах пятьдесят бутылок шампанского, а вслед за тем в дверях показался человек, сделавший это подношение, – небритый грузин в огромной кепке, которую в Грузии называли “аэродром”. Он оказался братом знаменитого борца Картозии – трехкратного чемпиона мира.
Чабуа Амирэджиби, который вел застолье, приветствовал его и произнес тост:
– Пью за то, что в Грузии еще сохранилась красота жеста!
Я соотношу эти слова с самим Чабуа, в котором жила красота образа и красота жеста!
Эти стихи Беллы обращены к Гии Маргвелашвили и Александру (Шуре) Цыбулевскому, который не дожил до выхода книги, где они были опубликованы, но был верным “мушкетером” Беллы.
…мне воздавалось за всё в Грузии. Нигде меня так не любили. И как у меня сказано – “как Шура и Гия, никто никогда не полюбит меня” – это так и есть. Они были мои ближайшие бескорыстные друзья. Сколько счастья там было…
– Гия тоже всё выпивал, потом ему стало хуже, ослабел.
– Он заболел, а мы с ним поссорились из-за Ленина, помнишь?
– Ну, это не ссора, просто так. Мы его терзали за написание партийных передовиц в журнале, хотя прекрасно понимали, что именем Ленина он оберегал свой журнал “Литературная Грузия” и поэтому писал про “ленинские нормы”.
– А Шура был ближайший друг Булата. Он восемь лет отсидел за недоносительство. Однажды Шура совершил открытие: в маленьком городке, в старинном парке, он опустил руку по какому-то наитию в дупло старого дерева и обнаружил там рукопись – грузинскую поэму семнадцатого века. О нем все газеты писали.
Ну а Гийка что для меня делал, что вытворял. Всё печатал, перепечатывал, деньги подсовывал. Директором издательства “Мерани” был Златкин Марк Израилевич. Благодаря им появился и красный том “Сны о Грузии”, который ты оформлял, и белый том, и зеленый какой-то – так уж они со мной носились, возились…
А язык! Мне нравится их “да” – “ки, батоно” – да, господин. “Нет” – “ара, батоно”. А уж вежливое такое “да” – “хо, батоно”. А самое почтительное – “диах”. Красота. И все это как-то прошло…
Гия Маргвелашвили был маленького роста, лысый, с острым взглядом из-под двойных очков. Но он имел невероятную силу духа, прекрасно писал на русском языке и блестяще знал русскую и грузинскую поэзию. У него был редкостный темперамент, позволявший отстаивать полюбившиеся ему стихи молодых поэтов перед любым начальством. Гия прилагал все силы, чтобы напечатать их в журнале “Литературная Грузия”. На страницах этого маленького журнала увидели свет многие стихотворения Булата Окуджавы, Юнны Мориц, Олега Чухонцева и других. Гия Маргвелашвили стал редактором-составителем и автором предисловия к замечательной книге стихов Беллы Ахмадулиной “Сны о Грузии” (1977). Эта книга прославила имя Беллы и дала необходимые деньги для дальнейшего существования.
Гия жил в Тбилиси со своей семьей – женой Этери, дочкой Лали и внуком Багратиком. Нас с Беллой он тоже считал членами семьи – для него не существовало национальностей.
Ты знаешь, какая она была красавица, Манана Гедеванишвили? Отар Иоселиани говорил, что, когда она шла по проспекту Руставели, все на нее смотрели с восхищением, с обожанием, но она даже головы не поворачивала, очень гордая была.
Манана Гедеванишвили – высокая тонкая красавица с маленькой, гордо посаженной головой и огромными темными глазами. Резо Амашукели называл Манану “Бемби” – по имени диснеевского олененка.
Мать Мананы происходила из грузинской аристократии, отца мы не застали в живых, но были хорошо знакомы с отчимом – батоно Мето, достойным и благожелательным человеком.
Белла рассказывала, что Манана как-то приняла Елабугу за живое существо:
Она не знала про Марину Цветаеву, и про Елабугу не знала ничего, но мое стихотворение “Клянусь” произвело, видимо, сильное впечатление, она решила, что это что-то очень страшное:
И вот мы как-то в ресторан пришли с Мананой и с Юрой Чачхиани, еще до распада их союза. Конечно, тогда все было хорошо, мы были все так счастливы. Мы с Мананой пошли в туалетную комнату привести себя в порядок. Манана смотрит на себя в зеркало и говорит: “Посмотри, что со мной такое, я просто какая-то елабуга!” И только потом я ей объяснила, что так нельзя сказать про себя и что такое Елабуга. Хотя я же не город имею в виду, а чудовище.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!