Ментор черного паука - Нина Малкина

Рука безвольно падает, и крохотный вихрь в её тиале сжимается в тонкую голубую линию, кружится ниточкой ещё какое-то время и исчезает навсегда. И я кричу. Икша срываются с места, но мне нет до них никакого дела. Я кричу и кричу, захожусь диким воплем, что рвётся из груди болью, отчаяньем, плачем… Да, я наконец чувствовала. Ужас, жалость и бессилие заполнили меня, как море — берег Кроуница, затопили, выплеснулись воплем. Я кричала и никак не могла остановиться, задыхаясь от слёз.

— Ванда, ты дома, дома, — успокоил меня Камлен Видящий, прижимая к себе. — Всё хорошо. Ты в Лангсорде, в своем доме.

— Великий консул, — я ухватилась за реального человека, как за спасение. — Ректор Аддисад… Она…

— Тихо, Ванда, — мягко перебил Консул. — Ты должна молчать, помнишь?

Я сглотнула слюну, солёную, как морская вода. Силы покинули меня, и от усталости я почти не чувствовала своего тела. Моя магическая память была пуста, и мне трудно было даже пошевелиться.

— Я не успел, — рассеянно пробормотал Камлен Видящий. — Задержался в Претории. Сегодня ты должна была отправиться в прошлое Мелиры Иверийской.

Широкий резной браслет показался в руках Камлена, и он надел мне его на руку. Ещё один, самый большой из всех, щедро усыпанный драгоценными камнями обруч звонко стукнулся о те, что уже были на моих руках. Украшение величайшей Иверийской королевы и её история. Теперь мне придётся ждать, пока магическая память наполнится, чтобы попытаться увидеть прошлое её глазами. Крик всё ещё звенел в моей голове, и голоса окружающих предметов не заглушали его.

— Мы должны предупредить, — ноги не слушались, но я всё же поднялась. — Какой толк от прорицаний, если ими не пользоваться? Мы можем спасти ректора, она хороший человек!

— Не в нашей власти решать, кто хороший, а кто плохой, Ванда, какие события можно менять, а какие — нет, — Великий консул придержал меня. — Даже боги не всегда могут влиять на предназначение. К событию приводит череда выборов, что совершает человек на своём пути, и путь этот неисповедим. Это и есть судьба. То, что предначертано, неизменно сбудется. Если вмешаешься — можешь изменить пути, но не исход.

— Нужно попробовать! — каблуки стучали по лакированному паркету, но я с каждым шагом боялась, что они провалятся в грязь.

— Изменить законы вселенной никому не под силу, — старик помог мне добраться до спальни, хорошо ориентируясь в доме. — Кто знает, какие новые витки ты запустишь, если попытаешься вмешаться. Самое страшное, что всё, что повлечёт за собой твоё вмешательство, не будет божественным благом или карой, а только человеческим выбором. Твоим выбором, Ванда, за который тебе придётся нести ответственность.

— Нельзя оставаться в стороне, — я провела по щеке ладонью, и она намокла. — Вы говорили, что моё предназначение — служить на благо Квертинда, разделять его пути. Я знаю, что нужно сделать сейчас для его блага. Нужно предупредить ректора Аддисад.

Пухлая перина приняла меня в свои объятия, заботливо обволакивая. Бледные руки мои потеряли тепло после транса и, как благодать, принимали ласку летнего воздуха и простыней. Нэнке отошла к окну, склонила голову.

— Разделять пути и диктовать свою волю — не одно и то же, — старик тяжело опустился рядом, поправляя браслет Мелиры Иверийской на моей руке. — Квертинд не позволит управлять собой ни одному кукловоду, каким бы гениальным он ни был. Когда плетёшь верёвки из судеб для моста, по которому хочешь подняться на вершину, всегда нужно быть готовым к риску, что одна из них оборвётся. Чем больше верёвок, тем больше шанс сорваться в бездну. И не важно, какими намерениями выстланы твои дороги. Если хочешь предупредить Надалию Аддисад, я позволю тебе это сделать. Но сначала хочу, чтобы ты подумала. Хотя бы один день. Подумала над тем выбором, который ты взвалишь на свои плечи.

— Благодарю вас за право выбора, Великий консул, — тело наливалось тяжестью, оплавлялось воском на мягкой постели.

Цветок жизни Надалии Аддисад был уже срезан, но ещё не вплетён в венок вечности. Быть может, мне ещё удастся его укоренить.

— Однажды один человек сказал мне, что не иметь выбора — большая роскошь, — Камлен Видящий заботливо поправил подушки у меня за спиной и закряхтел от тяжести моего тела.

— Да что же вы… — Нэнке подбежала и стала взбивать подо мной атлас. — Я и сама, позвали бы…

— Кто он? И что с ним теперь стало? — спросила я. — Куда привела его череда выборов?

— Я и сам хотел бы знать, что теперь с ним стало, — задумчиво отозвался старик. — Но я понятия не имею, где он сейчас.

Нэнке отодвинула тяжёлые шторы, впуская в спальню шум города, зной и солнечные лучи. Потом подала мне в прозрачном бокале янтарный лауданум, щедро сдобренный мёдом. Вкус, звук, запах, цвет и свет моей собственной жизни были прекрасны, когда их не заглушало божественное провидение. Канарейка в гостиной запела особенно громко, радуясь проникающему в дом теплу.

— А кто наш бог, Великий консул? — настойка опьянила меня, окрасила губы опиумным спокойствием.

— Хороший вопрос, Ванда, — белки глаз Камлена Видящего дёрнулись в сторону света. — Мой бог — Квертинд. Надеюсь, когда-нибудь он станет и твоим.

Плоть до краев налилась эфирным хмелем, как тиаль в святилище наполняется магией, возвращая мне крохи силы.

Из хрустальной леечки капали дни, что отчитывал мне календарь голосом сиделицы. Тронешь пальчиком хрупкий сосуд — зазвенит, рассыплется так, что осколков потом не склеить. Балансировать на самом краю, на границе реального, прошлого и будущего — вот и вся моя служба. Я зависла между пространством и временем в королевстве, пульсирующем магией, обгладываемом чудищами, раздираемом внешними и внутренними войнами. Таким же застывшим, как и я, в ожидании грядущего. Но нам пора было взять курс. Встать на хоженую Иверийскими правителями дорогу, где ещё не было чужих следов. И пройтись по неисповедимому пути Квертинда.

Всю весну Кроуниц заливали дожди. Море поднялось на добрых два метра, почти затопив пристань. Слякоть была повсюду. Привычного мне в Фарелби пробуждения природы в академии не ощущалось.

Галиофские утёсы укрылись плотной ниспадающей пеленой тумана, ползущей из глубоких ущелий. Лишь изредка показывались горные пики, проступающие размытыми очертаниями сквозь молочную мзгу. На куцых полянках, сокрытых за елями, можно было найти зеленеющие заросли волзун-травы и фиолетовые бутоны первоцветов, выросших без моей помощи. Но их было мало: каменные скосы и отвесные обрывы, на которых стояла академия, не способствовали цветению.

Снег лежал бурыми кучками, хлюпал кашицей и подмерзал к утру. Город внизу плавал в потоке грязи, что стекала с гор вместе с тающими ледниками. Ноги приезжающих в академию капранов до брюха были облеплены влажными комками, и Поллу почти не вылезал из стойла, занятый чисткой своих подопечных. Менее должностные, но не менее важные рудвики пытались мётлами разгонять лужи, но лишь сильнее размазывали месиво по плиткам дорожек и площади перед входом. Смену времени года выдавал только запах сырой земли да пробивающиеся в трещинах каменистых обочин травинки.